еще кусочек из сиквела. Фарс?

[jetta-e]

"What Passing Bells", сиквел к "Таким временам". Вот еще один кусочек из будущего текста. ИМХО пока предположение о фарсе, сентиментальности и комедии положений ничем не опровергнуто.



***



Похоже, это была запись видеоновостей. Одна из наиболее популярных барраярских репортеров головидео, - впечатляющая блондинка, в чьем характере, по мнению Грегора, сочетались яд и мед, - улыбнулась и произнесла:



- Последние несколько недель на Барраяре больше всего говорят, конечно же, об объявленной императором Грегором предстоящей помолвке с лордом Айдитором Майлзом Форкосиганом, сыном адмирала Эйрела Форкосигана и наследником графства. Эта новость была встречена самым невероятным спектром эмоций: гневом, возмущением, неверием, интересом и даже радостью. Однако мотивы Форкосигана вызывали ощутимое подозрение, ставя под сомнение высказывание обоих, что причиной послужила "настоящая любовь". Но сегодня вечером мы получили нечто, способное положить конец этим подозрениям. Это -письмо императора Грегора лорду Форкосигану.



- Боже, - придушенно выдавил Грегор.



Картинка изменилась: вместо лица блондинки на экране появилось письмо. Знакомый лист пергамента с Форбарраским гербом и водяными знаками, исписанный его собственной рукой... Грегор внезапно и остро пожалел, что не умер. Это чертовски нечестно, выставлять его слова - предназначенные только лишь Майлзу, и всегда ему, - напоказ, словно они еще хоть кого-то касаются. Чертовски. Нечестно. Он ненадолго, но всерьез задумался, не следует ли ему предпринять кое-какие шаги: он вполне мог сделать, чтобы эта блондинка никогда больше и близко к головидео не подошла.



Нет. С его стороны это было бы несправедливостью, особенно потому, что за этим делом стояла не только одна репортерша. Она всего лишь оказалась на виду.



Но когда письмо начали зачитывать вслух - мужской голос, как можно сильней похожий на его собственный, какой только успекли найти за этот короткий срок, - Грегор чуть было не передумал.



"... до тебя я не знал, что вообще на это способен, что могу быть там, куда ты меня привел. Но теперь - знаю".



Грегор никогда не сомневался в том порыве, который влек его перо к бумаге. Слова, ложащиеся на бумагу, каким-то образом умели миновать внутреннюю стражу, охраняющую его речь: ведь привычка взвешивать и измерять каждое произносимое слово стала уже для Грегора второй натурой. Но на бумажный лист его слова и мысли падали без всякого стеснения, не подвергнутые цензуре и естественные, как дыхание. Он знал, что его харизма не столь велика и подавляюща, как у Майлзха, способного поднять человека, вскружить ему голову и увлечь за собою куда захочет. Порой случавшуюся с Грегором неловкость, когда он ничего не мог или не решался по собственной скрытности сказать, прекрасно скрывали его личная дисциплина и внимательность. Но невозможно достучаться до чьей-то души дисциплиной и самообладанием, а Грегор жаждал потрясти Майлза так же, как это случилось с ним самим, ошеломленным. И ему нравилось думать, что его письма оказывают именно такой эффект.



"... ты поднимаешь бурю в моей душе одним взглядом и успокаиваешь ее одним словом. Порой я цепенею от страха, что тебя могут у меня отнять

враги или несчастный случай. Ведь тогда я буду обязан жить дальше в мире, где больше нет тебя. Страшась этого дня, я хочу сохранить тебя в своей памяти, как засушенный цветок между страницами книги..."



А, теперь он вспомнил. Он писал это письмо послке вспышки гнева, когда он оставался в кабинете один, пока Майлза собирали по кускам и штопали в Имперском госпитале, порсле той идиотской случайности. Стояла на этом письме дата? Нет, вспомнил он с облегчением.



"... С тобой я чувствую себя так, словно моя душа делается больше, как сказала бы твоя мать. Ты расширяешь для меня границы жизни, и когда я стремлюсь к будущему - и будущему Барраяра, и моему собственному - то это делаю ради тебя. Бывают дни, когда я мало в чем уверен, но я знаю одно: я твой, пока я тебе нужен. Грегор Форбарра".



- Ну разве это не мило? - проворковала журналистка, когда мужской голос затих и камера вновь переместилась на нее.



Грегор резко выключил запись и уставился на черную гладь видеопластины. - Ги? - позвал он.



- Да?



- Ты в курсе про гравидекструктор в подвале?