Название: "Пять слов о любви"
Автор: Awaiter
Слэш и гет, вплоть до R
Персонажи: капитан Саймон Иллиан и много кто еще.
читать дальше***
Часть первая: Марина
Иллиану 34 года
Ресторан был пуст, несмотря на выходной день и обеденное время. Иллиан уже не первый раз заходил сюда перекусить: и от офиса, и от его квартиры было близко. И кажется, обедать здесь по выходным становится для него привычкой. Он подумывал, не выпить ли ему сегодня как следует. К сожалению, бренди, которое ему принесли, был настолько отвратительного качества, что он смог сделать только один глоток и теперь грустно смотрел в рюмку.
Сегодня исполнился ровно год с начала мятежа Фордариана, хорошо было бы и помянуть, и вспомнить. Жаль, что компанию себе он так и не нашел. Все, с кем бы он хотел посидеть, были заняты, собираясь потратить воскресный день на семью или на неотложные дела. Оставалось провести день в одиночестве, прокручивая в голове подробности годичной давности.
Подошла официантка и поставила на стол горячее. Она наклонилась, нечаянно показав Иллиану ложбинку в вырезе черного платья, прикрытого кружевом фартука, отчего ее округлости выглядели еще более нежно и заманчиво.
Она спросила: - Что нибудь еще, капитан?
- Нет, спасибо, - улыбнулся Иллиан.
- Вы кого-нибудь ждете? - поинтересовалась она и улыбнулась в ответ на его улыбку.
- Нет, я сегодня один.
- Тогда я присяду, если вы не против? Мне бы хотелось поговорить с вами. Меня зовут Марина, я хозяйка ресторана.
- Прошу, сударыня, - Иллиан приподнялся, приглашая ее занять место рядом.
- Мой покойный супруг был вашим коллегой, служил в дворце. Он погиб ровно год назад, в первый день мятежа. У вас ведь сегодня тоже день памяти? Мне не хочется нарушать ваше одиночество, капитан Иллиан, но у меня к вам просьба. - Ее голос был приятным и спокойным.
Иллиан оглядел ее повнимательнее. Высокая, чуть пухленькая, приятное лицо, небольшая родинка на щеке. Не форесса, но и не простушка. Горожанка со столичным выговором, лет тридцати-тридцати пяти, держится с достоинством и без суеты.
- Чем я могу вам помочь, сударыня? Ведь вы получаете пенсию, которая вам положена? Надеюсь, о вас не забыли?
- О, капитан, все улаживается понемногу, хотя в первые месяцы мне было сложно. Но не только мне, всем было непросто. А сейчас я открыла этот ресторан. Но мои дела пока идут неважно. Ваши милые ребята из СБ, конечно, забегают сюда обедать, но вечерами у меня пусто, и я едва свожу концы с концами, - она вздохнула.
Иллиан еще раз принялся рассматривать ее и она нравилась ему все больше. Темноволосая, с пышной высокой грудью, которая волновалась под кружевным передником, смущая Иллиана и приковывая его взгляд помимо воли.
- Чем я могу вам помочь, Марина?
- Мне неловко вас беспокоить своими просьбами, но если вы не против, - она немного смутилась, сплела и расплела пальцы рук, - Мне не нужна пенсия или пособие. Как и особые льготы. Но я хочу попросить ваше ведомство о поручительстве для получения кредита для моего ресторана. Раньше все деловые вопросы улаживал мой муж, а у меня самой нет ни связей, ни помощников. Может быть, СБ позаботится немного обо мне как о вдове своего сотрудника?
Иллиан снова улыбнулся, ему импонировала ее прямая манера вести беседу. Сейчас она заявила о долге перед ее семьей, который он, скорее всего, обязан оплатить. Он кивнул ей, предлагая продолжать.
- Мне нужен кредит на ремонт ресторана, я хочу обустроить модное и прибыльное заведение. Здесь должна быть музыка, дорогая мебель и хорошая кухня. Господам офицерам не пристало гулять на том берегу, - она кивнула в сторону, где находился квартал Каравай-Сарая, изрядно выгоревший в последние недели мятежа. - И я хочу, чтобы сюда могли ходить не только мужчины, но и дамы, а днем здесь можно было бы пообедать всей семьей, с детьми. Это хороший, чистый район, охраняемый и безопасный.
Иллиан задумался. Финансы были сейчас общей больной темой. Его прямой приказ мог бы и не сработать. И по какой статье бюджета можно провести этот расход? Долгосрочных инвестиций для частных предпринимателей предусмотрено не было. И даже, если все ее слова - истинная правда, то все равно, имперская СБ - не банк. И может ли быть поручителем?
- Марина, покажите мне ваш ресторан, пожалуйста, - попросил Иллиан.
Она обрадовалась и провела его по полупустому залу, показала чистую кухню, подсобку и холодильники. Иллиан насчитал три выхода, причем два - на разные улицы, и еще одну закрытую дверь из полуподвала, где хранились швабры и мыло. Ресторан окружал сквер, просматриваемый непосредственно с крыши здания СБ, а у главного входа было многолюдно, множество мелких магазинов, среди которых легко затеряться, при необходимости. Удобное место для того, чтобы уйти незаметно и бесследно исчезнуть, но сложно, если поставить камеры наблюдения и посты. А охранять помещение - просто прелесть, как легко.
- Уважаемая Марина, а что вы скажите, если ваш ресторан будут часто посещать сотрудники имперской службы безопасности? Скорее всего, это отпугнет праздную публику, но я полагаю, что это место будет также популярным у офицеров Генштаба, тут ведь недалеко и от него.
- Но я хотела, чтобы здесь было как можно больше обычных людей, приходящих покушать и потанцевать, - растерялась она.
- Я бы тоже хотел видеть почаще беззаботных и счастливых барраярцев. Ваш ресторан действительно хорош. Его расположение, особенности помещения, близость к центру города, все это - делает его интересным местом для спокойных встреч серьезных людей. И естественно, у этого места будет особое положение, гарантированная безопасность и хорошая репутация для ... посвященных. Если вы готовы подумать о таком предприятии, то я буду очень вам признателен. Если надумаете, то напишите прошение на мое имя и я сделаю все, что в моих силах.
- Я понимаю. - она потупилась, - Я подумаю. И вам надо проверить меня и мою семью. Но это будет несложно, у меня осталась только тетушка, а от семьи мужа - совсем никого.
Иллиан взял ее руку, чтобы то ли пожать, то ли поцеловать. На ладони были маленькие мозоли, оцарапавшие его кожу.
Марина медленно, чуть кокетливо улыбнулась ему.
Она не солгала ему. Ее муж действительно служил у Негри, он погиб, прикрывая капитана у флаера. И она действительно была совсем одна, ее отец умер пять лет назад, а брат погиб при Эскобаре. Черт возьми, я не хочу оставлять ее без помощи, она более чем заслуживает ее - решил Иллиан.
Он стал часто обедать в ее "Хазельбрайте", так она назвала ресторан. Барраярская классическая кухня, домашняя, вкусная, приготовленная ее маленькими умелыми руками все больше привлекали Саймона. Она приняла его предложение, и ресторан постепенно наполнился постоянными посетителями и их гостями.
Марина сама назначила ему свидание через месяц. Они погуляли у набережной, вернулись в ресторан, который ей надо было закрыть. Ему это тоже было удобно, он видел, как сменяется его охрана. Они поднялись на второй этаж, где она жила, ее губы были нежными и пахли клубникой. Ночь показалась Саймону слишком короткой, ее тело было таким нежным, таким желанным. И она не была совсем скромницей, что переполняло Саймона горделивой радостью. Ее красивые, большие груди сводили его с ума - ласкать их, трогать и гладить было сладостно. Женщина. Красивая. Его.
У них завязались отношения. Ему казалось, что он был счастлив. И ему бесконечно импонировала ее манера вести беседу. Марина всегда говорила только то, что хотела сказать. Ее слова были просты и не содержали подвоха, проверки усвоенного им урока или темных глубин намеков. Если она хотела есть, то так и говорила, если хотела, что бы он поцеловал ее, то не стеснялась предложить губы. И если кокетничала или капризничала, то делала это спокойно и понятно. А ее женская загадочность если и проявлялась, то в неуловимо быстрых сменах настроения, в какой-то особой легкости и деликатности, с которой она решала свои порой весьма сложные вопросы.
Прошло три месяца, когда она заговорила о том, что собирается снова выйти замуж. Иллиан смутился, немедленно представил себе, насколько хорошей женой она бы стала для него. И тут же снова смутился и замер. Жениться? Ему? Ох.
Но Марина тут же поторопилась прояснить свою мысль. Она не ждет от него предложения и даже просит не делать его ей. Она не хочет быть домохозяйкой и с ужасом ждать по ночам дурных вестей. Она хочет, чтобы муж занимался рестораном, открыл еще один в центре города, причем такой, как ей всегда мечталось. И она хочет, чтобы муж был дома каждую ночь, чтобы она не боялась снова стать вдовой.
Так что она уже знает, кто будет ее мужем. И это будет не капитан Иллиан. А потому она очень сожалеет, но дает ему отставку как возлюбленному. Она хочет расстаться по-дружески и просит не держать обиды. Она не хочет лишиться его доверия и того особого положения, который получила вместе со статусом лица, оказывающего сотрудничество СБ. И она по-прежнему будет рада видеть Иллиана в своем ресторане. Как и всех его друзей, и сотрудников.
И она испытывает к нему благодарность за все, что было между ними, в каждый день этого счастливого и немножко сумбурного лета их любви.
***
Часть вторая: Тони.
Иллиану 38 лет.
Иллиан обдумывал план операции. Вводной информации у него было крайне мало, Форкосиган сделал только намек, который можно трактовать двояко. Но если вспомнить ухмылку милорда регента, то - однозначно. Но с другой стороны, Эйрел был после спектакля на взводе, к тому же они оба немного выпили. Так, что может быть ухмылка вообще не имела отношения к делу.
Итак, план. Для начала пусть будет ужин в относительно людном месте. Скорее всего, в ресторане. Собственно, это нормально - ужинать в ресторане. Естественно, это будет «Хазельбрайт», и не только потому, что это стандартное место встречи с агентами, а еще и потому, что Иллиан не был уверен, что знает другой ресторан, где было бы так же уютно, спокойно и так бы хорошо кормили. И совсем не потому, что в столице мало хороших ресторанов. Не знаток он, уж простите.
А дальше нужно будет договориться о разговоре наедине. Черт, было бы гораздо проще задержать его и потолковать без свидетелей прямо в штаб-квартире СБ. Но повода – ни малейшего. Господин Орловски - исключительно порядочный человек. А в архивах МПВ, основательно перерытых Иллианом за неделю, о нем сохранилось очень тощая подборка сведений. Ничего о Кайриле. Сухая запись об увольнении и все. Безобразие! И наказать некого.
Иллиан чувствовал, что еще немного, и он лопнет и порвется на мелкие кусочки от растущего, распирающего ребра, не отпускающего ни на минуту любопытства. У него такое иногда бывает. И, слава богу, мало кто об этом знает, хорошо, что внешне это почти незаметно. И, конечно, это правильно, но иногда чертовски мешает самовыражаться.
Ужин состоялся и протекал без сюрпризов. Иллиан постарался выдержать как можно более нейтральный тон, никакого давления, никакого заигрывания. Честно признался, что сгорает от любопытства. И пояснил, что их общий знакомый дал себе свое же чертово форское слово не рассказывать подробности о своем пребывании на Кайриле и собирается его держать. А он, Иллиан, очень хочет получить некоторую порцию этих подробностей. Естественно, в том объеме, который господин Орловски пожелает ему сообщить.
Тони держался очень спокойно и любезно, как и полагается человеку, обладающему прочным положением и не имеющему на совести ничего, что могло бы заинтересовать Имперскую службу безопасности. Он без колебаний согласился встретиться еще раз и поговорить о Кайриле.
Иллиан назначил место и время для... их свидания. Да, пожалуй, иначе это мероприятие не назовешь. И он несколько нервничал, ожидая Тони в служебной квартире, в двух кварталах от своего офиса. Он прошелся по ней трижды, осматривая обстановку. Чисто, уютно, нейтрально, безлично. Синие шторы, светлая мебель, уютная кухня, стол, уставленный закусками. Вино. Цветов не хватает, ага-ага.
Тони практически не опоздал. В этот день у него был только дневной спектакль, и он приехал сразу из театра, даже не позаботившись смыть грим. Увидев себя в зеркале, он охнул, хихикнул и немедленно пошел умываться. А затем набросился на тарталетки с паштетом и икрой, ухомячил пару пирогов и, очень довольный, потребовал себя допросить, желательно без пристрастия.
Иллиан испытывал огромное удовольствие, наблюдая за ним. Тони был легким и смешливым собеседником. А еще от него разило энергией, он много двигался, жестикулировал, но не был взвинченным, а благодушным и артистичным.
Рассказ о событиях десятилетней давности превратился в двухчасовой театр одного актера. Тони умел подать каждую реплику, а слова легко складывались в юморное, приключенческое повествование. Видно было, что Тони не врет, а если и приукрашивает рассказ, то только приправляя его остроумными подробностями, при этом не рисуясь, а от души смеясь над собой. Форкосиган в его исполнении получился великолепно, Тони с легкостью копировал интонации будущего милорда регента, его характерные жесты и даже мимику. Иллиан, затаив дыхание, слушал, ахал и смеялся от души. Тони последовательно перевоплощался то в заместителя коменданта, то в грозного инспектора, и даже в офицера-наркомана.
А пересказ текста доносов в МПВ, которые Тони сочинял тогда и почти дословно цитировал сейчас, привел Иллиана в трепетный восторг, смешанный с некоторым замешательством. Если бы ему пришлось столкнуться с таким подчиненным, то это было бы... было бы определенно ужасно!
Но Тони ни разу не коснулся темы, на которую Эйрел вроде бы намекнул. Были они любовниками или нет, черт возьми? Тони как-то легко и непринужденно обошел все вопросы, связанные с причиной той личной приязни, которое он смог завоевать у Форкосигана-после-Комарры, будучи при том политофицером.
Иллиан насмеялся за вечер так, что у него заболели щеки и живот. И Тони был тоже очень доволен. Ему удалось привлечь внимание своего единственного зрителя и не отпускать его ни на минуту.
- Занавес, - объявил он. – А теперь, прошу - аплодисменты!
...
К собственному удивлению, Иллиан совершенно не умел ухаживать. Отсутствие личной жизни, несравнимое даже с космическим вакуумом, в котором, на самом деле, довольно много всего болтается, стало его тяготить последние два года. А в последние месяцы стало навязчиво раздражать. И, тем не менее, поискать случайную встречу он не решался. Работа, однако. И должность.
А строить длинные отношения – просто невозможно. Как же у него раньше вершились и получались интимные дела? Похоже, что ему ни разу в жизни не доводилось проявлять инициативу. Это его срывали, как цветы удовольствия.
Н-да. Эти мысли пришли к нему на совещании и он одарил начальника департамента по делам Комарры таким яростным взглядом, что у того сразу начал болеть желудок.
Завязать интрижку с Тони Орловски. Задача, которая ему непосильна? Посмотрим, решил он. И тем не менее поводов продолжить знакомство и плавно подвести дело к личному интересу все не подворачивалось. Как бы не впасть в депрессию на почве отсутствия личной жизни. Вот будет позорище-то!
Позже Тони позвонил ему сам, поспрашивал о кронпринце. Ему, дескать, пеняют, что он, Тони, не похож на героя эскобарской кампании. А как быть похожим, если официальных выступлений кронпринца было ровно два, да и те произнесенные по бумажке и без выражения?
Иллиан обещал подумать и помочь. В результате он записал для Тони несколько ярких выступлений и документальных записей, не имевших никакого грифа секретности. На них Его Высочество был сильным, красивым и очень мужественным. Нюансом было то, что это был не Зерг, а принц Эзар, лет так 25-30 от роду. Ну, и что! Дети, как правило, похожи на родителей, об этом все знают.
Тони обрадовался. Они долго с Иллианом рассматривали записи, делились соображениями. Иллиан рассказывал каким Его Величество был в старости, цитировал его интонации, и Тони смотрел на Иллиана, затаив дыхание.
Еще через неделю он снова объявился и сказал, что ему нужен Иллиан как эксперт. Они смогли встретиться поздно, после вечернего спектакля Тони и после длиннющего и тяжелого рабочего дня Иллиана.
Тони долго растирал и массировал лицо, выпил огромную чашку кофе, затем сказал, что готов, и смущенно откашлялся. Его физиономия стала неподвижной, глаза как будто поменяли цвет. Напряженная поза, отсутствие мимики и ощущение то ли угрозы, то ли энергии стало весьма явственным. А он всего-то встал ровно, но приняв позу, которую Иллиан не мог описать иначе, чем правильную.
А затем Тони глухим, невыразительным голосом начал произносить текст, который Иллиан никогда не слышал, только читал. Манифест Эзара Форбарры, объявляющего императора Юрия низложенным и призывающего Барраяр под свои знамена.
У Иллиана сперва перехватило дыхание, потом защипало глаза. Похоже, что Тони - великий актер: у него получился образ, который завораживал и заставлял Иллиана таять как кусок масла на сковороде. Получился не тот Эзар, которого помнил Иллиан, но такой, какого он очень бы хотел знать.
Когда Тони замолчал, Иллиан никак не мог собраться с духом и сказать хоть что-нибудь. Он подошел к Тони и нерешительно прикоснулся к его плечу. Тони жадно рассматривал его лицо, наблюдая, как привычную невозмутимость сменяет восхищение и признательность.
Поцелуй не состоялся, он не был бы уместен, но был удивительный момент близости и взаимного тягучего интереса и обоюдной благодарности. Да, творческие порывы очень помогают преодолевать расстояние, сжимая личное пространство в несуществующую абстракцию.
Потом они немного выпили, расслабились и, казалось, настал подходящий момент, чтобы Иллиан наконец перешел к финальной части своего плана. Но слова не шли с языка. Подумав, Иллиан понял, что он побаивается. Нетипично для него, вообще-то, но все случается рано или поздно. Но и Тони выглядел смущенным. Он что-то начал говорить, о том, что, наверное, им не следует дальше поддерживать отношения и о том, что их общение с некоторого момента дается ему нелегко. Иллиан расстроился и нахмурился, чувствуя, что еще немного, и он начнет паниковать. План рушится, причины неясны, перспективы отсутствуют.
И тогда Тони признался, как-то замысловато и неопределенно одновременно, что он сохнет по нему, Иллиану. Что понимает, как глупо заигрывать и кокетничать с таким серьезным человеком, и он, Тони, просто теряется перед лицом иллиановского опыта, какого-то там такта и мудрости. И не хотел бы сводить свою, стало быть, очарованность и даже, он не побоится этого слова, влюбленность, к неприличным предложениям, которые будут неприятны человеку, явно не интересующемуся мужчинами. Тони развел руками, признавая себя побежденным.
Иллиан сидел завороженный, не веря собственным ушам.
Тони же выдохнул, собираясь с духом, а потом вопреки собственным же словам спросил:
- Саймон, а может быть, ты мне дашь шанс? Подумай сам, милорду регенту я так понравился, что он десять лет меня помнит. -
Он поцеловал Иллиана, ласково и требовательно, и добавил:
- Неужели ты останешься равнодушным? Нехорошо быть святее папы римского.
У Саймона в голове пронеслась пара дурных мыслей, мол, действительно, не к лицу ему капризничать, у парня ого-го какие рекомендации. Но он решительно отмел эти мысли, впиваясь в губы Тони, обхватывая его руками и прижимая к себе. И радуясь, что вот прямо сейчас узнает все, о чем Эйрел поклялся не рассказывать. И попробовать это все и не раз, и во всех деталях, и во всех возможностях.
***
Часть третья: Бай
Иллиану 48 лет
Иллиан собрался ложиться, когда раздался вызов от охраны его служебной квартиры.
- К вам посетитель, сэр. Байерли Форратьер. Говорит, что по срочному делу.
Иллиан удивился. Форратьер был зачислен внештатным осведомителем три месяца назад и ничего важного с ним не могло быть связано. Тем более, чтобы требовало визита лично к шефу СБ за час до полуночи.
- Подведите его к микрофону. Слушаю, - рявкнул Иллиан.
- Сэр! Это сугубо конфиденциально и крайне срочно. – голос молодого человека был строгим и серьезным.
- Ладно, черт с тобой! Сержант, просканируйте и впустите посетителя.
Бай нарисовался в проеме двери, его физиономия была довольной.
- У тебя есть ровно десять минут, - сухо проинформировал его Иллиан. Он только что принял ванну, не имел ни малейшего желания тратить время на пустой разговор с малозначащим человеком, пусть и фором. Хорошо бы у него была новость, которая действительно того стоит.
- Я хочу пожаловаться вам, сэр, на вашу службу психологического тестирования. Они почему-то решили, что я бисексуал и записали это в мое личное дело. Я протестую. Идиотские вопросы в анкете не должны портить мою биографию.
- И что? И это – твой срочный вопрос? – голос Иллиана повысил язвительность но нехороших пределов.
Он так и знал, что дело в капризах нового осведомителя. И сильно пожалел, что впустил его. – Подай письменную жалобу своему куратору. И вон отсюда. Немедленно.
- Мой куратор - человек недалекий. И недолго ему осталось им быть. – Бай ханжески улыбнулся, всем своим видом демонстрируя смиренную наглость, иначе и не назовешь.
- Ты требуешь сменить куратора? – Иллиан добавил еще язвительности в интонацию, хотя она и так зашкаливала. Но в этом был хоть какой-то смысл. Хотя не повод вторгаться к нему по ночам.
- Зачем? Просто предсказываю, что это произойдет, причем само собой. Я требую убрать эту идиотскую запись у меня из досье. Из-за анкетки на меня ярлык повесили? Мое личное дело – оно и мое, и личное, пардон за каламбур, сэ-эр. А сейчас оно еще и срочное. Меня, высшего фора, даже для пользы дела - которое уже не личное - под мужиков подкладывать не выйдет.
- Подкладывать под мужиков? - медленно и с мстительным удовольствием произнес Иллиан. – Обойдешься. Не заслужил пока. Вот когда сам попросишь, я еще подумаю, баловать тебя или нет.
- Ваши психологи меня унизили, теперь вы? А я полноценно гетеросексуален. И, - Байерли тоже перешел на яростный шепот, - намерен доказать обратное, прямо здесь и сейчас.
- И как? - голос Иллиана просто истекал желчью, но привычка прислушиваться к тому, что говорят тихим гневным голосом, все же сработала. Он не выставил гостя за порог, как решил уже четыре с четвертью минуты назад.
– Проверьте сами, - сверкнул черными глазами Бай. - Не верите моему слову, убедитесь лично. И меня убедите. Я соглашусь с результатом из вашей глупой анкетки, если буду сам это знать.
- . Ты предлагаешь трахнуть тебя? И что ты узнаешь? Что это я – бисексуален? А зачем мне это нужно?
- А кому вы поверите? Моего слова вам, видите ли, недостаточно. - Байерли шипел яростно и всерьез. - Может быть я и сноб, да, признаю. Если уж прогнуться, то только перед теми, кого я сам признаю выше себя. таких по пальцам сосчитать. И женатых в расчет не беру, я не так воспитан. Получается, я могу позволить поиметь меня всего троим. Значит, вы, сэр, потом - мой граф, только я не сторонник инцеста, а еще мой сюзерен, кузен Грегор. Ему, конечно, всего двадцать, но можно попробовать подвалить и к нему с этой идеей...
- Заткни свою грязную пасть, Форрратьер, - выговорил Иллиан, лицо которого было угрожающе багровым.
- Молчу про кузена, - согласился Бай, - а то вас от праведного гнева сейчас кондрашка хватит. Так вот, получается, вы один и остаетесь. Никто из ваших подчиненных - не подойдет, ниже моего достоинства. А мне, между прочим, невмоготу. И важно! Мой дядя Джес хотя бы знал точно, кто он и для чего.
И тут Иллиан взорвался: - Иди поищи приключений в Караван-Сарае! Дел у меня нет, кроме как заниматься развращением Форратьеров.
- А меня не надо развращать. Между прочим, в семье Форбарра-Форратьеров-Форксосиганов гомосексуализм – естественен и традиционен. А вы так много общались с моими милыми родственниками, что и сами нахватались необходимых знаний. Вас называют дядей все мои кузены, от мелкого Форпатрила до Грегора, сам знаю. Куда мне еще идти с моим вопросом, на какую улицу, дядя Саймон? И разве мне не полагается приз за смелость, раз я выбрал для сексуальных экспериментов именно вас?
Байерли подошел ближе, расстегнул ворот рубашки, ослабил галстук и начал раздеваться так, словно приглашение получил. Когда он потянулся к ремню брюк, Иллиан опомнился, перехватил его за плечи и залепил пощечину. Плечи оказались горячие, а мальчишка вывернулся, потирая щеку.
– У-у! На насилие я не соглашался, Саймон. Давай просто и без затей проверим, педик я или нет.
Иллиан смотрел на Бая, уже не понимая, что сейчас следует сделать. Вызвать охрану, конечно, можно, но что он им скажет и как объяснит этот стриптиз? От хамства этого двадцатипятилетнего оболтуса у него опускались руки. Истинный Форратьер. Хам. И как, скажите на милость, усмирить похоть этого очередного безумного отпрыска семьи, регулярно производящий на свет всяких извращенцев? Иногда гениальных, правда. И впрямь, трахнуть его, что ли? Зря Бай вспомнил своего дядюшку. Не ему платить за долги покойного вице-адмирала, но гонор ему стоит пообломать...
Иллиан молча толкнул его к кровати.
Пока он - будем называть вещи своими именами - лапал Баейрли и припечатывал соленым словцом, тот терпел, не противясь, и явно старался расслабиться, пропуская между ушей определения, которыми награждал его Саймон. Очень медленно его начинало потряхивать, непонятно от возбуждения или унижения. Но когда Саймон поменял тактику и прижался к его спине и бедрам, ткнулся в него, шепнул на ухо глупость вроде "да, детка, ты же этого хотел" - и Бай тут же среагировал так, как надо. Ага, а мы, оказывается любим нежности...
- Хотел… - бормотал Бай, - хотел и получил... а вы повысите мой статус агента, а, капитан? - задыхающимся полушепотом предложил он, двигаясь в ритм с Саймоном.
- Перебьешься, - выдохнул тот. - Детка. – Слово сработало снова, и сильнее, чем в первый раз. Бай застонал и выгнулся, подбирая подушку под живот и переворачиваясь.
- Я подрочу чуток, дяденька, - прошептал он.
Полноценно гетеросексуальным парень точно не оказался: ни когда возмущался, что его прижали покрепче, ни когда орал в голос, ни когда просил еще, ни когда послушно кончил. Это Саймон мог подтвердить с уверенностью и огромным удовольствием.
Вставая и одеваясь, Байерли выглядел совершенно довольным, хоть и слегка морщился. Одежду он натянул без спешки и поглядывал отнюдь не смущенно.
- Стоять, - добродушно окликнул его Иллиан. - Ну-ка доложи, чем завершился твой эксперимент? Что ты желаешь видеть в твоем досье в графе "Ориентация"?
- Возражений против бисексуала более не имею, сэр. Но категорически не согласен вступать в интимные отношения с мужчинами, за исключением тех, список которых я вам уже огласил.
Хоть это утешает, подумал Иллиан.
В дальнейшем, сталкиваясь с шефом СБ на светских мероприятиях, Байерли имел беззаботный и даже небрежный вид светского оболтуса. Но Иллиана грело, что он знает кодовое слово, произнеся которое, можно в секунду сбить с молодого хама весь его лощеный вид. Да уж. Надо подобрать ему куратора пожестче, чтобы Форратьер не смог вить из него веревки. В идеале – разумную женщину в возрасте, годящуюся ему в мамаши, которая без задней мысли станет называть Бая деткой.
***
Часть четвертая: Дув
Иллиану 55 лет.
Иллиан обнаружил в своем расписании, что лейтенант Галени записался к нему на прием по личному вопросу. Через три дня. И хотя все эти дни они довольно часто пересекались в коридорах и столовой, Галени не торопился задать свой вопрос при оказии, терпеливо ждал до назначенной даты. А Иллиан не торопился спрашивать.
- Слушаю вас, лейтенант, - произнес капитан Иллиан, не отрываясь от комма, зная, кто именно сейчас мог войти в его кабинет. И лишь затем он поднял глаза на Галени, наблюдая, как тот козыряет безукоризненно точным движением.
- Добрый вечер, сэр. Прошу вас назначить мне время для приватной беседы за пределами офиса СБ. Мне бы хотелось, получить ваш совет, сэр. По делу, которое лишь косвенно и отчасти касается моих служебных обязанностей, – лицо Галени было непроницаемо и серьезно.
Неужто, у комаррца возникли проблемы с сослуживцами? - удивился Иллиан.
- Хорошо, Дув. Давайте вместе поужинаем и потолкуем. Я освобожусь через час, дождитесь меня. И где, вы считаете, нам удобнее будет поговорить?
- Если вы не против, капитан, то лучше у меня. По крайней мере, там никто не сможет отвлечь вас на что-то более срочное. - По хорошему, Галени не мешало бы улыбнуться, но он был нарочито официален.
Через час не получилось, и через полтора тоже. Иллиан, закончив со срочными документами, обнаружил в своей приемной Галени, спокойно дожидающегося его, сидящего в кресле с непринужденным видом человека, способного ждать сколь угодно долго. Галени явно не торопился начать разговор, а в служебной машине он ограничился общими вежливыми фразами.
Квартира Галени была заставлена книжными полками и, к удивлению Иллиана, цветами в горшках, аккуратно развешенными у окон и на свободных стенах. Галени сварил кофе, выставил на стол серебряный поднос с изящными бутербродами и лишь тогда приступил к рассказу.
- Я прекрасно понимаю, насколько дорого ваше время, сэр. Мне неловко, во-первых, отвлекать вас на сущую ерунду, а во-вторых, лишать вас отдыха после целого дня работы. Но мне весьма нужен ваш совет. У меня возникла личная проблема, с которой я не могу самостоятельно справиться. И это меня злит и дезориентирует.
- Слушаю вас, Дув, – Иллиан улыбнулся, - И давайте без формальностей, если смогу чем-то помочь, то с удовольствием помогу.
- У меня возник конфуз. Мелкий, не слишком существенный и, по своей сути, глупый. Я имел неосторожность побеседовать с генералом Ламитцем из Генштаба на приеме у Форбреттена. Затем мы продолжили разговор на улице, где он начал оказывать мне знаки личного внимания. Я ответил ему вполне адекватно, старательно продемонстрировал дружелюбный вежливый отказ. Как я думал – однозначный и твердый. Но ошибся, генерал прислал мне настойчивое приглашение на свидание, довольно, хм, похабного стиля.
Иллиан доброжелательно слушал, сохраняя на лице отстраненное выражение, обозначающее у него внимание. Похоже, Галени еще не выговорился.
- Я не девица, чтобы устраивать истерики по таким поводам. Дело в другом. Я все-таки не невежда-инопланетник, впервые вступающий на Барраяр. Я считаю себя экспертом в вопросах барраярской культуры, в том числе - в вопросах коммуникационных запретов... - Галени сделал крошечную паузу и поправился: - наших запретов. Я готовлю монографию по барраярской истории в разрезе своеобразия и уникальности ее культурной составляющей. В свободное от работы время, как вы знаете, сэр. Но если я не смог объясниться с этим индюком Ламитцем, значит, одно из двух. Либо я ни черта ни смыслю в ваших средневековых способах сигнализации намерений, либо я сам… не совсем в порядке. В первом случае грош мне цена как ученому, и это меня бесит, а о втором я даже думать не хочу.
Он вздохнул и договорил:
- Я продумал ситуацию многократно как аналитик. И считаю, что мне нужен все же не психолог, а совет здравомыслящего человека, дружески ко мне расположенного.
Иллиан был серьезен, на его лице не было и тени улыбки, и он не собирался признаваться, каким трудом ему это давалось. Галени – умнейший тип, но сейчас он выглядит, если честно, то идиотом. Каковым он, конечно же, не является. Занудой и педантом – о, это да. И как такому давать советы? Впрочем, если подумать, есть ли вообще у Галени друзья в Форбарр-Султане?
Иллиан чуть улыбнулся.
- Перейдем на ты, Дув? Совет тебе нужен личный и не самый простой. Вот мы, два аналитика. Давай сначала поймем, что из твоих слов было неправильно воспринято. Потом восполним брешь в твоих познаниях о культурных обычаях генерала Ламитца. И внесем ясность в вопрос, затрагивающий твои амбиции ученого и офицера СБ. Ты согласен с таким подходом? Тогда начни с, э-э, сырых данных. Последовательно.
Галени кивнул.
- Я говорил с генералом о типологии исторических культурных ограничений, связанных с запретом призыва в барраярскую армию женщин и представителей сексуальных меньшинств. Ламитц уставился на меня, и как говорят, "начал пялиться", а затем коснулся моей щеки рукой. Вот примерно так, - Галени взял руку Иллиана и прижал ее ладонью к своей щеке.
Изображая генерала Ламитца для следственного эксперимента, Иллиан старательно сохранял невозмутимость. А у Галени-то черные круги вокруг глаз, он явно не высыпается в последние дни.
Галени продолжил рассказывать, явно делая над собой усилие:
- Конечно, я все прекрасно понял, это более чем откровенное выражение намерений. И сделал все, что требуется: отвел глаза, чтобы не показывать интереса, прервал контакт его руки с моим лицом. Должен сознаться, что нечто приятное во всем этом деле было. Видимо, подсознательно я испытал благодарность за интерес к моей скромной персоне.
Тут он несколько неловким движением, скорее машинальным, чем сознательным, потерся щекой о ладонь Иллиана. Но тут же потряс головой, отодвигаясь.
Иллиан ехидно спросил:
- Ты именно в такой форме отказал генералу?
Галени чертыхнулся.
- Ох, нет. Извини, пожалуйста. Я отвлекся и меня куда-то понесло. У меня нет к тебе интересов в стиле генерала Ламитца.
Иллиан внимательно рассматривал лицо Галени. Что с ним неладно? Устал? Впадает в депрессию? У Иллиана в столе лежит приказ, уже подписанный им, о присвоение Галени звания капитана. И ждет он только оформления прикомандирования Дува к посольству, и не куда-нибудь, а на Землю. Неужто не потянет? А ведь безупречно работает.
Галени заговорил быстрее от досады и неловкости:
- Я не делал подобной глупости с Ламитцем. Ему я сообщил, что его внимание неуместно, а затем, тщательно избегая взгляда непосредственно в глаза, помня о том, что это знак определенного внимания, я ретировался.
- Твоя логика заметно хромает, - ответил Иллиан задумчиво, - А с чего ты взял, что ответил отказом? Ты ответил на его прикосновение практически так же, как и на мое. Но мне ты сказал «Да, и прямо сейчас», а ему – «Может быть, но позже». Ты это понимаешь? И с чего ты решил, что смотреть в глаза так уж опасно? Мы, барраярцы тут ничем не отличаемся от остального человечества. Считается, что говорить правду следует прямо в лицо, не отводя взгляда. Да, иногда это еще и вызов. Но … не в этом случае. Согласен?
Галени поморщился:
- Согласен. И не продолжай, пожалуйста, Саймон, довольно. Сейчас, повторив всю сцену с тобой и доведя свои жесты до конца, до меня дошло, какого дурака я свалял. Сожалею. И благодарю за урок.
- Эй, Дув,- остановил его Иллиан. – Собственно говоря, что происходит? У тебя проблемы в личной жизни и ты ищешь приключений? Ты же понимаешь, насколько это чревато для тебя, ты же карьерист и тот еще перфекционист.
- У меня нет проблем в личной жизни. Мне не восемнадцать, - сухо ответил Галени, - и мой, как ты правильно заметил, перфекционизм не позволил бы мне испортить свою жизнь такой чушью, как банальный недотрах.
Иллиан задумался. И осторожно спросил:
- А как ты решаешь эти проблемы? У тебя есть постоянная женщина?
- Нет. Но я бы не хотел, капитан, обсуждать с тобой детали, это несколько неуместно, - Галени прямо на глазах закрывался и явно дергался.
Иллиан налил себе еще кофе из фарфорового кофейника и принялся размышлять. Галени – чертовски надменный тип. Не психопат, с нервами у него все в порядке. Усталость – да, конечно, но не настолько же он загружен. Да и выглядит Дув не столько замученным, сколько уязвленным.
- А что ты ответил генералу на приглашение встретиться? "Ваше внимание неуместно"? - Иллиан хотел разговорить комаррца, не дать ему окончательно скиснуть и закончить беседу.
- Послал его на хрен.
- Ну и правильно, к черту эти церемонии, - Иллиан рискнул продолжить, - Дув, ты сам назвал Ламитца надутым индюком, так? Но тебе было интересно с ним общаться, до определенной границы. Он чем-то занятен или тебя привлекают его петлицы? Звание как символ успеха на Службе? Сам-то как думаешь?
- Не знаю. Наверное бывает и такое. Я все еще плохо понимаю многое из того, что тебе, родившемуся на Барраяре, столь очевидно. И меня это злит. А насчет привлекательности, извини, но если выбирать между тобой и Ламитцем, то ты явно выигрываешь сравнение.
Иллиан пропустил язвительность тона мимо ушей. У него возникла догадка.
– Дув, погоди-ка. Я не психолог, но знаю о тебе гораздо больше, чем может узнать врач, хотя бы по соображениям служебной безопасности. У меня есть гипотеза, выслушай, пожалуйста.
Галени вежливо кивнул, хотя было видно, что разговор ему неприятен.
Иллиан встал и зашагал по комнате, рассуждая на ходу:
- Ты получил лейтенанта через полтора месяца после выпуска из Академии. Почти рекорд. И последующие три года ты – все еще лейтенант. В Штаб-квартире - один из младших чинов. Ты сам знаешь, тебе нужен стаж работы в СБ, как убедительное доказательство твой лояльности, профессионализма и стабильности. В твоей жизни была эпоха резких перемен, но она закончилась слишком давно. Так?
Галени поднял голову, заинтересованно взглянул и попросил продолжать.
- Ты не нуждаешься в одобрении по мелочам, ты сам можешь себя оценивать и знаешь, насколько ты хорош. Однако твое прежнее образование делает из тебя аналитика высокого уровня, а тебе дают задания, не требующие подобной квалификации. И я не подпустил тебя даже близко к текущему комаррскому кризису, вытягивающему из нас все силы. У тебя нет способа узнать, ожидает ли тебя повышение. Тебе не хватает внешней оценки. Начальство отмалчивается, высоких родственных связей у тебя нет. И нет супруги или, извини уж, партнера, которому бы ты в этом деле поверил. Не за этим ли ты ко мне пришел, Дув? Если честно?
- Спасибо, Саймон. Похоже, ты понимаешь меня лучше, чем кто либо. И более чем лестная аттестация, которую ты только что выдал, мне явно не повредит, - Галени улыбнулся. – Но твоя последняя фраза меня донельзя смутила. Надеюсь, ты не подозреваешь меня в намерении двинуть свою карьеру, пригласив шефа СБ в койку?
- Что? – На этот раз опешил уже Иллиан, - извини, такая мысль не пришла мне в голову. А что, ты обдумал и такой способ?
- Только теоретически. Но такой способ мне не подходит, увы. Я намерен строить карьеру самым прямым и безупречным способом из всех имеющихся. - Галени выглядел довольным, словно в лотерею выиграл, на лице ни тени той растерянности, которая давила на него весь вечер, смотрит прямо, в глазах... да, вызов. – У меня аж скулы сводит, так хотелось бы завалить тебя "прямо здесь и сейчас", но, полагаю, что ты откажешься. Репутация и беспристрастие – это твой конек.
Опаньки, какой, однако, нетривиальный вывод получается, из аналитических-то выкладок, - сумбурно пронеслось в голове Иллиана, и он машинально изобразил самое безличное выражение лица, которое только имелось в его арсенале, обычно оно помогало ему сосредоточиться.
- Кстати, о твоем повышении. Документы на твое очередное звание и новое, очень перспективное назначение уже готовы, - решил огорошить его новостью Иллиан. – Так что с постелью как двигателем карьеры ты опоздал. - Он сделал выразительную паузу. - Поэтому я... пожалуй что, не откажусь, если рискнешь предложить мне то, от чего у тебя что-то там сводит.
- Рискну. И предлагаю, - выразительно произнес Галени.
Иллиан ухмыльнулся: - Передай генералу Ламитцу, что я лично оторву ему яйца, если он еще раз попробует приставать к моим подчиненным. Дословно передай.
А затем он притянул Галени к себе, придерживая рукой за воротник кителя, и крепко поцеловал в губы.
***
Часть пятая: Элис
Иллиану 63 года
Иллиана мучили головокружения. При попытке повернуть голову накатывала дурнота. Терпимая, но неприятная. Главврач считает, что это отчасти вегетативное, а отчасти психосоматическое. Эти слова почти понятны, но дать им определения очень сложно. Синонимы приходят в голову и ускользают, никак не получается сосредоточиться, чтобы понять, что это означает. И что с этим делать? К счастью, от него это не зависит, ломай тут голову или нет. Иллиан вздохнул, ломать голову - это как раз про него. Взяли и сломали то место, котором он привык думать. А чем прикажете теперь? Хе-хе. Плохо то, что думать - стало тяжелым трудом, а ведь так было не всегда, это-то он помнит. С памятью, конечно, беда. Очень мешает неупорядоченность того, что теперь является его воспоминаниями. Лица и слова всплывают в памяти, но очень трудно понять, кто это сказал, кому... И когда?
Индексная система поиска напрочь отсутствует. Приходится каждый раз логически просчитывать возможность последовательности событий. Император Эзар не мог видеть Майлза, тот родился позже, а значит, не мог говорить с ним. Тогда, Эзар рассказывал про Цетагандийскую войну не Майлзу, а кому? Ему? Или Эйрелу? Или Грегору? В душе теплеет при мыслях о Эзаре и Эйреле, но совсем не так, как раньше. Иллиан помнит ту сильную эмоциональную окраску, которая всегда была при нем, стоит только подумать о любом из них. А сейчас ее нет, только слабый ее отсвет. И он плохо помнит их лица, смазанно как-то. Некоторые важные события он помнит, а некоторые – уже нет и скорее всего не вспомнит больше. Пусто в ячейках памяти, она умерла. Он сердцем чувствует, что многое из того, что так спутано болтается в его башке – важно, нужно и хорошо. Но даже горечи об утрате, и той - нет.
Он чувствует себя домом, из которого выехали жильцы и вывезли мебель. Холстом, с которого смыли картину, вазой, из которой вынули цветы. "Да я, похоже, поэт" - хмыкает он. Тогда уж если продолжать все эти аналогии, - оружием без аккумулятора и карманом без денег. И еще... Впрочем, стоп, хорош гонять по кругу пустые образы, без смысла и без цели. Так ведь не долго потерять и остатки разума..
Но во всей этой пустоте есть и определенная прелесть. Он был жив, ему обещают, что скоро он будет здоров, а это означает надежду. И еще, удивительно легко становится, когда приходит мысль, что он больше не годен к службе. Как бы он не хотел, какие бы новые проблемы там не возникли, он больше не может, не обязан, не имеет права. Стерт и списан под чистую. И теперь - свободен от Службы. В этом нет ни его вины, ни греха. И никто не сможет требовать от него того, что он больше не в состоянии делать. И его работа больше не является его смыслом, смысл пропал вместе с чипом.
А еще скоро снова придет она. И принесет с собой то, что все больше, сильнее и ярче заполняет пустоту внутри него. Она – это Элис. Воспоминания о ней – в его памяти, они такие же гладкие, смутные и спутанные, как и другие. Но она помнится ему куда лучше, чем другие близкие люди. Может быть потому, что в последние месяцы они много общались? И воспоминания о ней гораздо приятнее иных прочих, она рассказывает ему о том, что ускользает из его памяти и рассказывает так легко, так ласково и просто, что страх уходит.
В ее пересказе его жизнь представляется важной, правильной и не зря прожитой. Сейчас ему самому сложно оценить свое прошлое. А в ее глазах он видит отражение, которое ему нравится.
И сама она нравится ему. Она была рядом, когда разум только начал возвращаться. Ее рука держала его руку, губы касались лица, снимали жар и прогоняли кошмары. И он тоже ей нужен, а это очень хорошо и важно - быть нужным. Она уверена, что он вернется. Не на службу, нет... К себе. Станет самим собой. И она требует этого, ей это нужно сейчас больше, чем ему. Ее воля ищет, пробуждает и не отпускает его волю к жизни.
И она вчера дала ему понять, в начале осторожным намеком, а когда он не смог сразу ухватить ее мысль, то совсем просто и ясно, что она хочет больше, чем дружбы. Что ее нежность к нему - не от того, что она ухаживает за больным. К тому же он почти здоров, остались лишь небольшие головокружения, да и те беспокоят, только когда он встает.
Вчера она легла рядом, положила голову ему на грудь, и все его тело возрадовалось ее близости. Он почувствовал себя горячим как мальчишка, стыдно и приятно было касаться ее шеи, груди, талии. Восхитительное возбуждение, сильное желание переросло во взрослый мужской интерес. Руки, губы и прочие части его тела превосходно помнили, что и как следует делать. И физическое удовольствие, испытанное ими обоими, было таким ярким, таким запоминающимся, что ничто в его памяти не смогло соперничать с этим всплеском счастья.
И она сама выбрала его. Это так приятно и почему-то - и правильно, и привычно.
новый фик: "Пять слов о любви"
Название: "Пять слов о любви"
Автор: Awaiter
Слэш и гет, вплоть до R
Персонажи: капитан Саймон Иллиан и много кто еще.
читать дальше
Автор: Awaiter
Слэш и гет, вплоть до R
Персонажи: капитан Саймон Иллиан и много кто еще.
читать дальше