| Название: "Закон Ньютона" Переводчик: Красный Отряд Девиз: "Энергия, приложенная к работе" Слеш. PG-13 за жестокость Персонажи: император Юрий, Доно Форратьер Объем: 3500 слов |
читать дальше*
«Ты знаешь, красота должна быть сильной и властной,
Кирпичных крепостных святую дань возведя...»
"Безумный архитектор", Доно
Кирпичных крепостных святую дань возведя...»
"Безумный архитектор", Доно
У Доно были длинные, густые и совершенно прямые ресницы. Рассматривать их, положив голову на его плечо, было одним из любимых занятий Юрия. Особенно глубоко ночью, когда Доно наконец умолкал, засыпая. Спал он мало, но всегда высыпался, ему хватало четырех-пяти часов, чтобы утром выглядеть свежо и энергично.
А вот Юрия постоянно мучила бессонница, и к вечеру он становился раздражительным, сам того не замечая. Нынче они наспорились до хрипоты, почти поругались, перешли на «вы», и Юрий был уверен, что все идет совсем скверно. Но Доно вдруг решительно впился в его губы поцелуем, а его так губы сладко таяли, что вся злость ссоры пропала без следа. А окончательно они помирились уже в постели, где Доно снова смутил Юрия своей бесстыжей смесью нежности, какой-то женской капризности и без сомнения мужской активной манеры переходить в атаку и брать свое.
Их роман длился уже пару лет. Доно был упрям и настырен, ему удавалось пробудить слабый темперамент Юрия, согреть и подчинить его тело, подстраивая под свой ритм и вкусы. Юрий поражался, как у Доно получается находить новые и свежие приемы в таком немудреном деле, как секс. Доно категорически не нравилась рутина, он выдергивал Юрия из привычной вялой апатии, возбуждая его - то болью на пике удовольствия, то затейливой игрушкой, то неожиданной фантазией, вовремя рассказанной на ухо. Этот невысокий и худой парень мог заставить его быть темпераментным и активным, а порой забыть о приличиях, принять подчиненное положение и ответить на его желание покорностью и сокрушительным по силе наслаждением.
Юрия восхищала энергия, которая переполняла его кузена, а если быть точным, то племянника. Доно приходился внуком Пьеру Кровавому, а Юрий был сыном младшей сестры прославленного генерала. В их общем военном детстве они крайне редко общались и были едва знакомы. А теперь, когда Юрия по этикету было положено называть «Ваше Величество», именно Доно стал его близким другом. Единственным другом, если разобраться, и единственным человеком, от которого никогда не пахло ни угрозой, ни испугом. Запах у Доно был удивительный, замечательный и ни на что не похожий. И он так расслаблял и успокаивал, что в последний год Юрий не мог заснуть, не уткнувшись носом в пряди темных волос, не насмотревшись на стрелы прямых ресниц.
Рассвет Доно встретил, как всегда, улыбочкой и тут же начал болтать о том, какой изумительный дворец он построит для своего императора. Юрий сквозь полудрему слушал, честно стараясь представить, как именно в центре анфилады будет смотреться зал с полуротондой, разделенный арками на три части. И эта самая полуротонда даже начала ему немножко сниться, когда Доно принялся его тормошить, щекотать и азартно возмущаться таким явным пренебрежением к порыву вдохновения, посетившего его в это дивное ясное утро, сменившее не менее дивную ночь любви.
Юрий потряс головой, отмахиваясь от утреннего приступа сонной расслабленности, радуясь и одновременно возмущаясь такому неугомонному поведению любовника.
- Доно! Заткнись на минуту, сядь и вот что мне скажи. Каким манером тебе удается всегда быть таким шустрым? Я не понимаю. Почему ты все время находишься в этом твоем чертовом порыве вдохновения? А меня совсем нет сил. Мне сейчас даже сесть - и то трудно.
- Сейчас ты банально не выспался. Я тебе не дал! – с гордостью ответил Доно. – Ты просто должен спать больше, мой венценосный возлюбленный. Вот и вся разгадка. И ты будешь великим и прекрасным на огромном и величественном троне во дворце, что я построю для тебя в пригороде Форбарр-Султаны, который затмит славу древнего Версаля…
- Стоп. – Юрий тяжко поднялся, его голос стал властным. – Выслушай меня, я же просил! Дело не в том, что я не высыпаюсь. Сколько бы я ни спал, ничего не меняется. У меня постоянно нет сил! Все, вот буквально все, мне дается с трудом. При малейшем напряжении у меня начинается мигрень. И все мои усилия идут прахом. А то перехватывает дыхание, пот льет градом. Это пугает меня все больше и больше. Я жалуюсь врачам, а они гаденько смущаются, прячут глаза и врут, что я здоров...
Юрий вздохнул, потер лицо и продолжил:
- Ты же делаешь свою работу легко. Нет, ты делаешь ее прекрасно, великолепно и с каждым годом - все лучше. Тебе нет и тридцати, а ты уже построил семь зданий, все они поражают воображение. С твоим напором ты застроишь половину Барраяра своими безумными дворцами, на крышах которых будут сидеть любимые тобой горгульи. - Он вздохнул. - Их морды все чаще напоминают мне мое собственное лицо в зеркале по утрам. Так скажи, в чем твой секрет? Где ты берешь силы, чтобы заниматься работой? И почему ты счастлив от этого?
- А я счастлив? – Доно замер на мгновение. – Да, я счастлив. Я обожаю, когда дел так много, что я едва успеваю с ними справиться. Когда они падают на меня, все быстрее и быстрее, а я, как жонглер, подхватываю их прямо в воздухе. В такие дни у меня наступает что-то вроде откровения, когда я вижу новые формы, которые так и хочется воплотить в камне. Но Юрий, солнце мое, я счастлив оттого… - тут Доно замешкался, затем игриво взмахнул ресницами и выпалил: - что я люблю свою работу!
Юрий насупился, скривился в нехорошей усмешке.
Доно сочувственно положил руку ему на плечо:
- Если бы мне пришлось тянуть военную лямку или, как ты, быть государственным деятелем, я бы засох, словно забытый цветок в горшке. И мне бы точно не хватило сил по утрам вставать и отправляться на службу.
Юрий снова вздохнул.
- Ты всегда так себя ощущал, да? С детства?
Доно подумал немного:
- Нет, пожалуй. Я был мечтательным и ленивым ребенком. А вот, став взрослым, избавившись от контроля семьи и воспитателей… О, я действительно стал ощущать себя флаером на высоте и на большой скорости, все преграды – далеко внизу, а сверху - бездонное небо и счастье полета.
Юрий фыркнул:
- Ты романтик и художник. Еще и поэт.
- А может быть тебе заняться помимо твоих обязанностей чем-то, к чему тебя по-настоящему влечет? – Задай вопрос Доно, и у него тут же родится новая идея. – Помнится, ты неплохо лепил. Не думаешь заняться скульптурой? Это могло бы сделать тебя счастливее.
- Нет, Доно. Художник в нашей паре ты. - Юрий заговорил совсем тихо: - А как тебе удалось отделаться от контроля родителей? Что ты сделал?
- Ну… - Доно замялся, - вообще-то, ничего особенного. После смерти деда я получил небольшое наследство и немедленно попрощался с маменькой и тетками. Да, пришлось, конечно, выслушать массу стонов и угроз, но я попросту дал деру, и с тех пор они не властны надо мной.
- Да, действительно просто. У меня так не получится. За мной присматривают пара десятков министров, Большой Совет, еще специальный Малый, а еще всем мои родственники и бесконечное число боевых друзей отца... – Юрий истерично взвизгнул: - Это же пол-империи! Как мне от них сбежать?
- Если не можешь от них удалиться, удали их от себя! Если гора, как говорится, не идет к Тау Варадару, то он может взорвать эту гору! - выпалил Доно в озарении. – Ты же император, ты можешь приказать. Надуть щеки, назвать себя «Мы», щелкнуть пальцами и - оп! Дельце сделано.
- Ох, Доно, дурень ты мой… Пустым это место возле меня не будет. Его тут же заполнят новые толпы, облепят меня, задушат, и у меня снова не будет сил вздохнуть. И им будут нужны новые деньги и должности. Нет уж. Да и хлопотно это… - Юрий сник.
- Тогда ты должен найти свой стиль. Как художник не может все время копировать образцы, иначе он заскучает и скатится в бездарность. У тебя должен быть свой уникальный способ решать проблемы. Что тебе нравится в твоих делах?
- Подписывать смертные приговоры. Э, ты только не подумай дурного. Приговорить к смерти своей рукой - это безусловный знак власти! Той, что принадлежит мне по праву крови. – Юрий оживился, шумно задышал, на лбу его выступила испарина.
- Ах, так тебе нужно больше власти! – догадался Доно. - Вот и разгадка. Твои приказы растворяются в бюрократической трясине, тебя толком никто не слышит. Прояви свою власть, как тебе подобает! Страх и любовь подданных дадут тебе ту силу, которой тебе не хватает сейчас.
Юрий посмотрел на часы, горестно вздохнул и обещал подумать на досуге.
Императорский день был расписан по минутам. Доклады по неотложным делам, официальный завтрак, министерское совещание, обед, затем заседание Генштаба и сессия Малого совета, каждый раз затягивающаяся до полуночи. Еще во время завтрака у Юрия случился первый приступ головокружения, когда его загрузили вопросами, по первому впечатлению вообще не имевшими решений. А доклады СБшников отозвались тошнотой страха, от которого весь день не удается отделаться и невозможно сосредоточиться ни на чем.
«Я не гожусь для этой работы, она сожрет и искалечит меня» - пугающие мысли не оставляли его. Но нет, вдруг понял император Юрий. Во всем виноваты его сомнения в себе и та деликатная податливость, из-за которой его подданные имеют возможность крутить им, как марионеткой. Он сам позволяет себя вести по порочному кругу. И в этом истинная причина его слабости.
Да, он положит этому конец! Может быть даже прямо сейчас. Делая вид, что слушая аргументы очередного графа по вопросу затянувшейся тяжбы о разделе водных угодий, Юрий представлял себе, как он встанет и громким властным голосом отправит всю эту компанию на три составляющие и на первородный орган.
Он зажмурился, представляя, как все они испугаются, замолчат, побагровеют от возмущения и … затем лорд-спикер подойдет к нему и сделает вежливое, но строгое замечание, отчего у него испуганно замрет сердце, и он снова почувствует себя нашкодившим ребенком. Юрий украдкой вытер пот и дал себе слово прекратить это издевательство: тупые, нудные, бесмысленные регламентные речи, от которых у него болит желудок и голова заполняется ватой. Но сейчас он потерпит: в последний, самый последний раз.
Вечером его ждала тетка. Жена принца Ксава, его невестка, но по возрасту и замашкам – самая настоящая тетка-фурия. Она пришла с двумя дочерьми, графиней-принцессой Форкосиган и леди-принцессой Форпатрил. Обе были старше Юрия, и обе раздражали его своими шуршащими юбками, манерой вести бессмысленную светскую беседу и потрясающим умением пожирать его время и силы, которых и так совсем не осталось. Но Юрий старательно держал себя в руках, и, натужно улыбаясь, слушал их лепет о юных и достойных фор-девицах, смотрины которых они пытались ему навязать. Будто этого было мало, еще и тетка завела с ним неприятный разговор тет-а-тет, выставив дочек смотреть розы на балконе. С омерзительной бетанской бестактностью она принялась рассуждать о постельных предпочтениях Юрия и барраярских приличиях, да еще намекать, что она, гусыня такая, соизволит одобрить их с Доно отношения по меркам свободной галактической морали. При этом она противно улыбалась и явно считала себя нравственной особой и знатоком человеческих душ.
И тут Юрий не выдержал. Как смеет эта инопланетная баба лезть в его личную жизнь?
Гнев преобразил Юрия. Он заорал на тетку и швырнул ей под ноги фарфоровую вазу, которая разбилась с оглушительным и потому прекрасным шумом. Теткины доченьки немедленно вылезли с балкона, принялись охать и возмущаться, и тут… Юрий плохо помнил, как в ярости отправил всю эту компанию вон из своих покоев, сопровождая грязными выражениями, очень точно подходящими к теме беседы.
К его удивлению, ему не было стыдно. И когда ночью он пересказал Доно, как смешно они взвизгивали и удирали от него, как он отправил их всех в место, откуда берутся дети, как одна споткнулась о свои юбки и едва не грохнулась, а другая не вписалась в дверной проем и чуть не врезалась в косяк… А Доно заливисто хохотал, хлопал ладонями по коленям и полностью одобрил такое поведение с этими фор-курицами.
Следующий день Юрий провел в приподнятом настроении. На заседании Генштаба, когда в бесконечный раз зашел тупой и бессмысленный разговор о невозможности закупки крейсеров и сложностях обучения барраярцев на скачковых пилотов - обычное переливание из пустого в порожнее, хотя все и так знают, что денег на это нет и не предвидится - Юрий дал себе волю. Он наорал на генералов, обозвал их тупыми кавалеристами, не способными видеть дальше холки своего коня, а потом приложил и покрепче. Вместо запланированных четырех часов дело решилось сходу. Все эти ветераны цетагандийской, обвешанные медалями, в расшитых золотом мундирах трусливо бежали, а Юрий топал ногами и кричал им в спины обидные прозвища. А затем, оставшись один в пустой зале заседаний, хлопал ладонями по коленкам, как Доно вчера, и заливисто, долго и громко смеялся.
Эффект от этого демарша продолжался почти неделю. Юрий был бодр и энергичен, у него улучшился цвет лица и перестал болеть желудок. В постели он был нежен и страстен, их отношения с Доно перешли в новую фазу. Теперь Юрий предвкушал каждую ночь, приносившую страстную дрожь, сильное острое желание и крепкий, дающий бодрость сон. Доно, который целыми днями трудился над строительством здания СБ, приходил в постель усталый и довольный, и они были счастливы как никогда.
Но Юрия терзали сомнения. Пока никто не решился выговорить ему, что он ведет себя странно и не совсем прилично, но на всех лицах вокруг себя он читал этот безмолвный упрек. Один Доно поощрял его и подзадоривал, смеясь вместе с ним, придумывая очередную хулиганскую выходку. И в его глазах теперь читалось не только желание, но и возрастающее уважение к Юрию, его власти и вседозволенности.
У них возник план, как укротить Малый Совет. Этот ужас навязал Юрию отец, считая, что тот поможет молодому императору принимать государственные решения. На деле же Малый Совет узурпировал власть Юрия, ведя прения буквально по каждой бумажке, требовавшей императорской подписи. О чем бы ни зашла речь, у Малого Совета оказывалось собственное мнение. На усмотрение Юрия не оставалось ничего.
Доно первым высказал мысль, что простым и немудреным матерным словом с Малым советом не сладишь. Для графов, избранных волею императора Дорки Справедливого, надо придумать нечто особенное, что-то такое, что сделает их сборище не просто смешным, но и окончательно бессмысленным, положит конец этой дурацкой традиции. И зачем, спрашивается, скучает императорская гвардия, несущая охрану дворца? Разве она не должна выполнять волю монарха?
Малый Совет собрался в полном составе, разложив на столах свои резолюции и постановления, когда император вошел в зал в сопровождении вооруженных плазмотронами гвардейцев, торжественно повелел, что отныне и вовеки распускает это собрание, приказал охране стрелять в каждого, кто не покинет зал немедля. Старичье засуетилось, но выход из залы был перекрыт строем гвардейцев. В окружении охраны в полуброне, с оружием наизготовку, император пересек зал, распахнул огромное окно и приказал графам: «Вон отсюда! И другого выхода не ждите!». Под дулами плазмотронов те шустро попрыгали на газон под окном высокого первого этажа, охая и опасливо ругаясь. А Юрий величественно стоял и наблюдал. Это был день его победы и торжества.
Но потом настал долгий месяц, когда Доно уехал в западные земли выбирать стройматериалы для своего нового проекта. И Юрий заскучал. К нему снова вернулась апатия, сменив азарт сопротивления традициям и приличиям. Исчезло ощущение легкости и покоя.
А еще эта родня... Юрию регулярно приходилось выслушивать претензии и нравоучительные беседы. Принц Ксав отложил свой дипломатический визит на Бету, каждые два дня наведывался поговорить, старательно воспитывая и упрекая Юрия во всем подряд. Хуже того, граф Петер Форкосиган явился к нему без приглашения и посмел, не выбирая выражений, обвинить в непочтительности к своей супруге. Юрий проглотил это молча, сжимая вспотевшие ладони; он с удовольствием разбил бы негодяю лицо в кровь, но с того сталось бы и поднять на монаршую особу руку в ответ. А рука у него тяжелая… А следом за ним заявилась целая толпа родственничков и устроила нечто вроде семейного суда, пеняя на грубость, лень и невнимание к государственным делам. Родные пользовались своим кровным правом, не боясь быть вышвырнутыми.
Все чаще на докладах службы безопасности он слышал, что графы им недовольны и явно замышляют неладное. Внешне графы и министры присмирели и стали вести себя деликатнее, опасаясь его приступов гнева. Но Юрий не верил никому из них. Новый заговор, новое беспокойство… Как было бы хорошо, если бы можно было взять за жабры каждого из этих гадов и развесить их всех на столбах, как в старые добрые времена Изоляции.
Отсутствие Доно плохо влияло на Юрия. Все чаще его посещали страшные мысли о том, что ему недолго осталось жить. Его снова начала мучить бессонница, одолевали раздражительность и страхи. Когда ему удавалось заснуть, то снились кошмары: во сне его травили, обжигали кипятком, резали тупыми ножами, причем все это делали его родственники. Единственной его отрадой были мечты. О том, как внезапно со всей его родней случится что-то ужасное, и он останется один, без их навязчивого контроля.
Выход нашелся сам собой. Юрий со скуки занялся своей личной гвардией. С ними он мог быть сколь угодно откровенным и жестким; каждый гвардеец, хоть на мгновение усомнившийся в исполнении малейшей прихоти повелителя, подвергался наказанию, всегда несоразмерному проступку, или навсегда исчезал с глаз долой. «Мои любимые головорезы», называл их Юрий. Их становилось все больше, а он игрался с ними, как в детстве с солдатиками. Чтобы их натаскать, нужна была война, и Юрий распорядился о регулярных облавах в караван-сарае, во время которых его гвардейцы могли вволю пострелять и набрать арестованных - чаще всего это были бродяги, нищие и бандиты. Юрий приказал обустроить в подвалах дворца тюрьму. Когда его мучила бессонница, он устраивал там проверки, расхаживая по тюремным коридорам и глядя на жалких и запуганных врагов его государства. Его головорезы быстро научились выбивать пытками показания, и среди врагов Юрия обнаружилось множество шпионов, как инопланетных, так и подосланных его собственной родней.
Зимой случился мятеж в Синей Армии, которой не хватило продовольствия. Казематы Юрия пополнились, он сам вершил суд, с жадностью вслушиваясь в допросы, не гнушаясь присутствовать при пытках. Тогда же он попробовал новое развлечение: среди заключенных попадались стройные и смуглые молодые парни, с которыми можно было делать все, что угодно. А Доно все не было, его не отпускали дела.
Когда к весне Доно вернулся в столицу, его встретил новый Юрий. Он больше не чувствовал себя расслабленным, нервным и тоскующим. Он стал собранным, лицо осунулось, а глаза нехорошо блестели. Доно изумился и сказал, что он совсем его не узнает, что тот стал живым воплощением власти, жесткой и решительной. Юрию это было лестно слышать.
Ночью, они сошлись снова, как будто впервые. Доно пытался скрыть смущение, подливал Юрию вина, и они выпили больше, чем следовало. Юрий попытался расслабиться и отдать инициативу Доно, но у них не получилось, поцелуи не были искренними и нежными, а шутки не шли с языка. Юрий никак не мог возбудиться, то ему было неудобно лежать, то было жарко, все шло не так. Доно понял, что его любовник хочет чего-то более возбуждающего, чего-то за гранью их прежних привычек.
- У тебя кто-то был за это время? – спросил Доно, глядя ему в глаза.
- Это не важно. Не хочу говорить об этом. - Юрий отвел взгляд. Негоже рассказывать милому художнику о своих новых увлечениях.
- А о чем? Чего ты хочешь? – Доно настаивал и не отступал.
- Связать тебя. Ты позволишь? – решился Юрий.
На следующий день Доно уехал под благовидным и вполне достоверным предлогом. Его ребра были в порезах, на боках и ногах проявлялись синие кровоподтеки. Конечно, Доно нужно было время, чтобы привыкнуть к новым вкусам любовника. Юрий чувствовал возникшую между ними неловкость, но надеялся, что Доно примет новые правила их игры и поймет его жажду власти в любви. И не так уж сильно он дал себе волю, уговаривал себя Юрий, ведь после, когда он кончил и получил удивительно острое удовольствие, он был так нежен с Доно, слизывая капельки крови на царапинах и зацеловывая свежие ссадины...
Прошло еще почти полгода, когда у Доно закончились и отговорки, и новая стройка. Но теперь сам Юрий оказался сильно занят. Бунты в графствах следовали один за другим. Его казематы пополнялись, в них давно не было случайных людей, каждое место предназначалось действительно стоящему предателю и шпиону. К осени в столице стало неспокойно, ее наводнили беженцы и дезертиры. Императорская гвардия не справлялась с беспорядками, погромами и пожарами, войска были заняты подавлением очередных мятежей. Графы стали покидать Форбарр-Султану, увозя в свои поместья семьи. Однако Юрий встретил Доно ласково, он сильно соскучился и как никогда нуждался в своем любовнике. Они долго сидели у камина, держась за руки, и Юрий горько жаловался на неудачные бесконечные войны с непокорными подданными. Он уговорил Доно переночевать во дворце, намекнув, что нынче ночью будет сделано важное дело, после чего все в их жизни пойдет по-другому.
Наутро с докладом явился командир императорских гвардейцев. Юрий ожидал, что Доно разделит с ним торжество, но на лице любовника отразился неприкрытый ужас, когда он услышал, что из семьи Форбарр осталось едва ли трое, может быть, четверо, причем в списке казненных звучали имена теток Юрия, его кузин, их малолетние дети. Практически все ближайшие родственники императора погибли этой ночью.
Весь день Доно просидел в своей комнате. К вечеру гвардеец передал ему приказ императора немедленно прибыть в его покои.
Юрий был пьян. Он с трудом встал, обнял Доно и заплакал.
- Ты же понимаешь меня? – Юрий усадил Доно на край кровати, не выпуская его руки из своей. – Ты поддерживаешь мое решение?
- Я тебя не могу осуждать, не буду ни за что. Но... зачем ты это сделал? – На этот раз от Доно остро и неприятно пахло страхом.
- Ты не поймешь, мой дорогой мальчик. Я приложил массу усилий, чтобы обрести свободу и силы. Но я чувствую, что все зря. Я потратил столько энергии, пролил реки крови, вывернул себя наизнанку и получил полную безоговорочную власть, но не нашел того, к чему стремился. Мне страшно. Ужасно страшно. И у меня совсем, полностью кончились силы. Я не пошевельну и пальцем, когда мои разъяренные враги придут за моей головой.
Доно не отшатнулся, не сбежал. Он только тихо заговорил:
- Юрий, милый… Я повторю еще раз, что ни единым словом не упрекну, буду с тобой, что бы ни случилось. Но мне кажется, ты забыл одну вещь. Она касается законов природы. Можно я скажу?
Юрий судорожно сглотнул, его заметно трясло.
- Сила равна энергии, приложенной к полезной работе. А у тебя, мой император, полезная работа получилась нулевая. Если мы умножим любое число на ноль - результат тоже будет нулевым. Ты не убьешь меня за такие слова? Это не я говорю, это математика так говорит. – Доно выглядел сокрушенным и беспомощным.
Юрий только криво усмехнулся:
- Да, я тоже помню арифметику. И физику. Действие всегда равно противодействию, да? Его не придется долго ожидать, я теперь это знаю точно. Они придут за мной, они все равно придут… И выжившие, и мертвецы.