две истории Эйрел/Саймон

[jetta-e]

Название:"Пир во время чумы"
Автор: menada

Категория|Рейтинг: слэш, R, ~1500 слов (мини)
Краткое содержание: пожилой Саймон сидит в сквере на скамеечке и вспоминает дни своей молодости

*
Светило солнце, барраярка с роскошными каштановыми волосами медленно шла через парк, уткнувшись взглядом в модный планшет. Рядом вприпрыжку бежал мальчик.
— Мам, смотри! Разноцветные люди! Мама! Кто это?
— Наверное, цирковые артисты, — не глядя ответила женщина, беспрерывно чиркая стилусом.
— Мама! Ну посмотри же! Они кидаются всякими вещами! И ловят их!
— Это называется – жонглировать, — всё так же не поднимая головы, пояснила женщина. У неё на руке висела сумочка, она не отвлекалась от планшета и постоянно что-то в нем отмечала.
Увести егозу от красочного представления мог бы только тяговый гравилуч – однако, как ни удивительно, непоседливый мальчик не убегал далеко, даже притом что руки у женщины были заняты и держать его было некому.
— Мам! А почему вон тот дядя не танцует с ними, а сидит совсем один на лавочке?
— Наверное, потому, что он не умеет жонглировать, — не отрываясь от своего занятия, ответила барраярка.
Мама и сын пересекли парк и скрылись из виду, ребенок постоянно оглядывался на танцующих, выворачивая шею. Немолодой уже человек, замеченный им ранее, задумчиво проводил их взглядом, а потом вернулся к своему наблюдению.
Капитан Иллиан знал, что такое – танец… На лезвии ножа, в перекрестье плазма-лучей, под прицелом десятков вражеских глаз, хотелось бы сказать — длиною в жизнь... А так – длиною в жизнь «до». Он балансировал на обманчиво надёжной плоскости Империи, на нитях минной паутины высшего света, когда особенно не везло — то с завязанными глазами. Его танец пока не закончен, нет, стал более плавным, превратился в реку, наполненную горчащим мёдом "анданте". И всё же неумолимо движется к финалу.
А жонглировать… Более двадцати лет практики: мириады фактов, миллионы тайн, тысячи подчинённых, сотни шпионов, десятки чужих миров, Форкосиганы наперечёт по пальцам одной руки, три планеты, два флота — официальный и тайный, Император.
Кто скажет, что он не умеет жонгли…
Воспоминание полоснуло наотмашь, залипло перед глазами картинкой – зелёные обшлага форменного кителя, собственные руки, подкидывающие шарики в неприметной обёртке… — и просыпалось, хлынуло осколками разбитого витража.

Имперский крейсер шёл к Эскобару, поступки — а говоря без купюр, просто выходки — адмирала Форратьера традиционно шли вразрез с общественной моралью, опальный коммодор Форкосиган шёл к тому, чтобы окончательно разрушить свою жизнь, но утопить мерзавца, а лейтенант Иллиан просто шёл с ужина к себе и по пути проверить подопечного.
Эйрел обнаружился в углу каюты, руки сцеплены в замок, брови сведены, челюсти сжаты — угрюмый, решающийся на непоправимое, уговаривающий сам себя повременить и не слишком преуспевающий в этих уговорах.
Иллиан, как обычно, сел в кресло у комм-пульта, отмечая почти полную бутылку виски на столе и распечатанную коробку круглых конфет в невзрачных бумажках. Форкосиган сидел, застыв, как горгулья над столичной штаб-квартирой СБ, на его присутствие не реагировал, и лейтенанту не нравилась такая неподвижность. Эйрела следовало отвлечь любым способом и при этом не спровоцировать бурю. Как? Говорить бесполезно, касаться так и просто опасно, удивить, ошеломить – чем?
Иллиан действовал по наитию, не раздумывая.
В Эйрела полетела конфета. Гулко стукнула его как раз над широкой изломанной бровью и отскочила на пол. Форкосиган встрепенулся, потер лоб… выражение лица у него было неописуемое, чип Иллиана машинально отметил его на будущее. Он переводил взгляд с конфеты на полу на Иллиана, на коробку со сладостями на столе, снова на пол, словно не мог поверить собственным глазам. Лейтенант и сам себе едва верил, но раз уж взялся удивлять… Он разок подкинул на ладони и запустил второй шарик.
Форкосиган его моментально поймал и сходу метнул обратно, но в него уже летел третий, и четвёртый, и пятый… И кто бы знал, почему нельзя было позволить им упасть.
В каких-то пять минут ситуация превратилась в фарс. Два боевых офицера сверлят друг друга взглядами, между ними по эллиптической орбите летает направляемый в четыре руки шоколадный набор, и никто не хочет уступать.
Иллиан успел засомневаться в своей затее, это был тупик, но тут во взгляде Эйрела что-то дрогнуло, черты лица расслабились, его явно отпустило.
— Не знал, что в СБ такому учат, — поддел он.
— Не знал, что такому учат на флоте, — парировал образцовый СБ-шник.
Эйрел улыбнулся уголком губ, ловко поймал конфеты одну за другой, встал и пошёл плеснуть себе в лицо водой, мимоходом ссыпав сладости обратно в коробку. И вот так просто ситуация выправилась. Бурю отвели, фарс развеяли, неловкость даже как-то и не возникла. Иллиан вздохнул, решил, что заслужил маленькую награду и потянулся за конфетой. Вкусно, шоколадная, а начинка с ментоловым холодком. О, а вот вторая — чистый термояд, специй намешано похлеще, чем в горской аджике, и где-то тут был графин с водой...
Мироздание, конечно, не упустило случая ехидно напомнить ему, что самоназначенные награды не отменяют того принципа, что добрые дела наказуемы. Оно явилось ему в лице Эйрела, который вернулся в каюту посвежевший и с мокрым воротничком, глянул на пустые фантики и с порога начал извиняться, добавив в коллекцию на чипе ещё одно неописуемое выражение.
Нет, конфет Форкосигану, разумеется, не жалко, вот только это не совсем те конфеты, перед вылетом он собирал заначку, ну там, выпить-закусить, что под руку попадётся, и перепутал коробки, думал, это «Столичный салют», а оказалось — контрабандные сладости с Мю Кита, двадцатилетней давности, их тогда специально в похожие упаковки фасовали – шифровались, вот, завалялись дома, а он цапнул не глядя… Что значит «не совсем те конфеты»? С добавками они. Очень популярны были в своё время на закрытых суаре форской молодёжи. Снижают внутренние запреты, повышают постельную выносливость…
Иллиан слушал и не знал, что ему делать в первую очередь – отвесить самому себе подзатыльник за вопиющий непрофессионализм (ну право слово, в СБ быстро отучают тянуть в рот что ни попадя), на всякий случай посчитать пульс или срочно запретить себе представлять молодого Форкосигана в антураже закрытой вечеринки – блестящего офицера с пока ещё капитанскими «кубиками» на расстёгнутом кителе, шальными глазами и яркой улыбкой, измазанной контрабандным шоколадом.
Испарившийся ранее из ситуации фарс, оказывается, никуда из каюты не делся, просто ждал своего часа, дождался – и тут же конденсировался капельками незваного возбуждения.
А пульс уже сорвался в галоп, да, помимо прочего. И никуда не денешься. Идти со стояком через весь корабль что в медотсек, что в спортзал – выводить посторонние вещества из организма внеплановой физической нагрузкой – равносильно профессиональному самоубийству. На судне Джеса Форратьера – так ещё и совершённому с особым цинизмом, поскольку утянет за собой и маниакально любимую жертву выебонов адмирала. Которая, жертва то есть, вдруг по-горски резко машет рукой ("В переводе с дендарийского — нечто среднее между "была не была" и "пошло оно всё", — невозмутимо подсказывает чип. — "Мимика и жесты замкнутых этнических групп Барраярской Империи", под редакцией Фордзацца".), ухмыляется и заглатывает коварную конфету.
— Вы что делаете?
— То, что обязан сделать, как честный человек.
Не можешь управлять – участвуй, и говори, что так и надо. Против фарса хорошо помогает апломб. А для внеплановых физических нагрузок необязательно тащиться в спортзал. Достаточно затащить кого-то в постель. Снова действуя по наитию (одни и те же грабли, ну погоди, отличник Иллиан!), Саймон взял зубами конфету и потянулся вперёд.
Шоколадный шарик, наполненный игристым вином, они разделили губы в губы. Не засох за двадцать лет, надо же, цетагандийское качество, мать его так… В разделенном поцелуе вино неожиданно отдало горечью.
В абордажных командах проводят базовые тренинги на доверие – десантники по очереди падают спиной вперёд с возвышения на руки своим товарищам по команде. Саймон только что рухнул вниз. Помесь тюремщика и няньки, нарушившая правила игры. И его поймали, с маху переписав эти правила, и похрен, чья подпись под ними стояла изначально. На пороге катастрофы уже не страшно.
Смешно и горько – он офицер СБ, а дать может только иллюзию безопасности. Но раз может – значит, даст. И разделит бесшабашный пир, когда за переборками правит бал чума. Даже станет там главным блюдом. И первый — раз за разом — упадёт спиной вперёд, если это значит, что, когда будет нужно, ему позволят подставить руки и поймать.
Хорошо, что койка намертво привинчена к стене, да и стена удобная, за неё держаться можно, и звукоизоляция на уровне. Чёртовы конфеты, и захочешь – не смолчишь. Но не обидно, потому что обоюдно. Эйрел тот ещё стервец, коммодор-то коммодор, а безжалостен, как некоторым адмиралам и не снилось. Иллиан подозревал, что тут далеко не заслуга шоколадного допинга. Облезут цеты, фасовать барраярский темперамент по фантикам… А пока поцелуи отдают ментоловым морозцем, по коже промежности гуляет жгучий от пряностей язык, на члене остаются потёки тающего и – зар-раза! – застывающего не хуже воска шоколада, липкие пятна, где можно и нельзя, смазки маловато, а под сладкими разводами на теле множатся царапины, укусы и засосы. В общем, уютная камерная оргия в традиционном форском духе.
Фарс не сдюжил и полночи. К утру (по стандартному времени) выдохся даже искусственный угар.
Забросив тяжёлую руку ему на пояс, Эйрел уткнулся лицом Саймону в спину, между лопаток. Этот жест Иллиан не смог бы понять неправильно, даже если бы захотел. И эгоистично надеялся, что однажды Эйрел позволит себе спрятать лицо у него на груди.
Нестерпимо хотелось пить, встать, потревожив Эйрела, было немыслимо, Саймон гипнотизировал взглядом графин. На гранёном боку играл свет от ночника и мерцающего комма, Иллиан моргнул…

…возвращаясь в реальность. Как это бывает с внезапными экскурсами в прошлое, утекло не так уж много времени. Колоритная семейка Арква всё ещё ритмично топтала лужайку, виртуозно прощупывая почву. К нему самому почтительно спешил очередной чин из штаб-квартиры СБ. Иллиан не мог вспомнить слёту его фамилию. Но к подобному он уже привык.
Гораздо больнее стало вдруг от того, что во рту отдаёт шоколадом, а он не помнит название тех контрабандных сладостей.

---

Название: "Первая помощь" («First Aid»)
Автор: phillomytha

Категория|Рейтинг: слэш, NC-17, 4600 слов (миди)
Переводчик jetta-e, бета menada
Краткое содержание: после возвращение с Эскобара и отставки Эйрел Форкосиган пошел вразнос, и любящим его людям это не все равно.

*
Было четыре семнадцать утра, когда зазвонил комм-линк. Продираясь сквозь сон, Саймон потянулся к прикроватной тумбочке и, не открывая глаз, ответил:

— Коммандер Иллиан слушает.

— Сэр, — донесся из комма молодой голос. Чип Саймона опознал его по образцу: мичман Бриггс. Едва вместе с именем звонившего чип донес до него информацию, что сегодня ночью Бриггс командует нарядом СБ, «ведущим» Эйрела, Иллиан проснулся окончательно. – Я… извините, что я вас побеспокоил, но… в общем, я не знаю, кого мне еще попросить, и я знаю, что вы сейчас находитесь не очень далеко отсюда и, гм, я не совсем уверен, как мне поступить, а вы говорили…

Усталый, нервничающий, досадливый голос… и вдобавок он несет какую-то околесицу.

— Объясните ситуацию, — коротко потребовал Иллиан. – Вас что, не учили, как надо рапортовать, мичман?

— Это не рапорт. Я просто… ну, в эскобарскую кампанию вы были назначены к лорду Форкосигану, вот и я подумал…

— Начните с начала, — Саймон сел в кровати и потер глаза. — Где вы? Что там происходит? Есть ли опасность прямо сейчас?

— Никак нет, сэр, – Бриггс прямо на глазах взял себя в руки. – Я с отрядом из шести человек следую за лордом Форкосиганом, наша смена ночная…

После этого изложение полилось вполне четко. Некоторое время назад Бриггсу было поручено обеспечение безопасности Эйрела в том случае, когда тот выбирался в город выпить. Саймон знал, что обычно все шло по предсказуемому сценарию: Эйрел выбирал какой-нибудь офицерский бар и забивался там мрачно в угол, оскорбляя всякого, кто пытался с ним заговорить. Потом алкоголь брал верх, он засыпал, и тогда наряд СБ мог спокойно забирать его, чтобы отвезти обратно в особняк Форкосиганов и сдать на попечение слугам его отца. Но этим вечером он купил бутыль медовухи и с нею отправился шляться по городу, напиваясь и по ходу пытаясь задирать свой СБшный эскорт, а также прочих встречных. В конце концов, он рухнул в канаву и уселся в грязи, потягивая оставшуюся медовуху.

— Он там сидит уже почти пять часов, сэр, — пожаловался Бриггс. – Не желает двигаться, не позволяет моим людям отвести его куда-либо, не соглашается даже взять пальто – а сегодня дождь льет всю ночь. В последний раз, когда я попытался с ним заговорить, он вытащил нейробластер и заявил, что если еще какой-нибудь СБшный ублюдок его побеспокоит, он будет стрелять. Я знаю, что мы не должны его сердить, но это было полтора часа назад, сэр! Так больше продолжаться не может.

Как раз эту картину Саймон мог вообразить себе с пугающей ясностью.

— Где вы сейчас? — уточнил он.

— В этом-то и дело. Мы на Окружной Заставе, прямо за мостом монорельса.

В пяти минутах ходьбы от квартиры Саймона. Он понял, к чему этот разговор.

— То есть, вы хотите, чтобы я пришел и попробовал уговорить его внять голосу разума?

— Ну, сэр... – голос мичмана был застенчивым: он считал, что просит сейчас о значительном одолжении. Парень просто не мог знать, что тут и говорить не о чем: когда бы Саймон ни понадобился Эйрелу, он придет — днем или ночью, в рабочее или в личное время. А почему это так, знали, наверное, только Негри и Эзар, да еще, быть может, сам Эйрел.

— Хорошо. Я буду у вас через десять минут.

Он выключил комм, прервав путаные благодарности Бриггса, и оделся: старые брюки от полевой формы, ботинки, ношеный свитер и плащ. Ни намека на официальный вид, ни в коем случае. Однако он захватил с собой нейробластер, парализатор и комм-линк.

На улице было не по сезону промозгло и холодно, накрапывал дождь, с реки дул сильный ветер. Проходя по предрассветным улицам, Саймон поднял воротник плаща. Первым его встретил солдат из внешнего оцепления отряда Бриггса, четко ему отсалютовавший, несмотря на то, что Саймон был в гражданском. Затем из тени выступил сам Бриггс, который намеренно держался вне зоны видимости Эйрела.

— Большое вам спасибо, что пришли, сэр!

Саймон отмахнулся.

— Вот что мне от вас нужно, — распорядился он. — Отведите ваших людей как можно дальше, но не разрывая охранный периметр. Не приближайтесь. У вас есть машина?

— В Плутовском переулке, — ответил Бриггс.

— Хорошо. Надеюсь, я смогу довести его до машины, а вы тогда отвезете домой. Но пока подстраивайтесь под любые мои действия, как бы я ни поступил.

— Разумеется, сэр.

Саймон глубоко вздохнул и свернул за угол. В первую секунду он даже не разглядел Эйрела в темноте: тот и вправду сидел, склонив голову, в канаве для стока воды, проложенной между стеной дома и мостовой. На мгновение Иллиан застыл — отчаяние Эйрела было ощутимо, словно физическая боль – но потом тщательно восстановил самоконтроль. Его чувства не важны – важно, что способен воспринять Эйрел. Он медленно вздохнул, успокаивая нервы, и пошел к Эйрелу. Ни сказав ни слова, он сел на землю рядом с ним, в ту же самую грязь.

Эйрел повернул голову:

— Ты, — глухо проговорил он.

— Ага.

Саймон кинул на него мгновенный взгляд, а потом уже тщательнее рассмотрел образ, запечатленный в чипе. Лицо в ссадинах и синяках, нижняя губа лопнула, костяшки на руках ободраны и распухли, глаза налиты кровью, взгляд пустой. Одежда вся вымазана и промокла, и к тому же одет он совсем не по погоде. Эйрел дрожал – это хорошо — но просиди он здесь еще час, и даже дрожь прекратится. Возможно, это еще один новоизобретенный способ самоубийства. Саймон слишком ясно распознал в Форкосигане инерцию отчаяния.

— Я же сказал, что пристрелю следующего идиота-СБшника, который подойдет близко, — заявил Эйрел.

— Мне передали, что ты сказал про ублюдка, — ответил Саймон. – Мне не о чем было волноваться.

— Я сказал именно то, что сказал.

Саймон снова кинул быстрый взгляд в сторону: на нейробластер, свободно лежащий у Форкосигана на коленях. Он не сказал Эйрелу правды: по его искреннему убеждению, скорее барабанившие по голове капли дождя обернутся стомарковыми банкнотами, чем Эйрел хладнокровно выстрелит в него. Вместо этого он объяснил:

— У тебя пальцы совсем занемели. Я удивлюсь, если ты сможешь просто взять этот нейробластер в руки, а уж тем более — прицелиться из него хоть куда-то. Или снять его с предохранителя.

Пальцы Эйрела дернулись, но движение оборвалось, и это доказывало, что Саймон прав.

— Знаешь, — добавил Эйрел после минутной паузы, — ты — один из самых надоедливых типов, каких я встречал за всю свою жизнь!

— Это не новость. И сколько еще ты намерен тут сидеть? Рано или поздно ты вырубишься — от холода или от этой гребаной медовухи — и тогда тебе прямая дорога в Имперский госпиталь. Там над тобой станет суетиться куча надоедливых медсестер и санитаров. Причем много дней подряд. Ничего забавного в этом не будет, и выпивки ты там не получишь ни капли.

— Поправлюсь — самый надоедливый.

— Как вариант, еще я могу арестовать тебя.

— И за что?

— За помехи движению на императорской дороге. Праздношатание. Появление пьяным в публичном месте – ты знаешь, что Юрий выдумал эту статью, чтобы иметь удобный предлог для чьего угодно ареста? Нарушение общественного порядка, — Саймон усмехнулся. — Вообще-то, я СБшник, а мы обходимся без специальных причин. Негри нравится, когда мы приносим ему правдоподобное объяснение, но вообще-то для этих дел есть юридический департамент.

Эйрел уставился вдаль на мокрую унылую улицу.

— Не хочу домой.

«Вполне понятно».

— Помнишь ту квартирку в здании СБ? Могу снова приютить тебя там, — предложил Иллиан.

— Ха. Ну, уж нет, спасибо.

Саймон задумался. Да, основной целью сейчас было завести Эйрела куда-нибудь в помещение и отогреть, но он подозревал, что им самим двигали и личные мотивы.

— Моя квартира в пяти минутах ходьбы отсюда, — предложил он наконец.

Эйрел, тут же заметивший едва слышную слабину в его голосе, поднял взгляд:

— Да ну? И часто ты водишь домой пьяных?

— Увы, нет.

Эйрел задумчиво его изучал.

— Ты сидишь в грязи, — вдруг заметил он.

— Ты тоже.

— Ты не уйдешь, пока я не сдамся, верно?

Саймон бесстрастно кивнул. Эйрел вздохнул:

— Ладно. Но пусть все прочие идиоты держатся от меня подальше. Видеть их не желаю.

Только со второй попытки Саймон сумел поднять его на ноги, уже заплетающиеся от медовухи, но еще не до конца застывшие от холода. Он закинул руку Эйрела себе на плечи. Тот был тревожно холодным на ощупь, его шаги – неуверенными и неровными, однако он упрямо держался на ногах.

Вместе они заковыляли по улице. Бриггс со своими людьми успешно не попадался им на глаза. Прогулка, на которую в среднем Саймону хватало пять минут, сейчас заняла добрых пятнадцать, но Эйрел оскалил зубы, едва он только заикнулся про автомобиль. Наконец они достигли его безымянного дома, не без труда поднялись на лифте и ввалились в однокомнатную квартирку Иллиана. В дверях Саймон автоматически приостановился, проверяя показания датчиков безопасности, но за те полчаса, что он отсутствовал, дома ничего не случилось. Подумав, он переключил внутренние камеры в режим «запись без трансляции». Эйрела он усадил в кресло и передвинул реостат комнатного обогревателя на максимум.

— Станешь надо мной кудахтать, я тебе все руки переломаю, — сообщил Эйрел, наблюдая за его деятельностью.

— Сначала попробуй ради этого встать из кресла, — парировал Саймон. – И вовсе я не кудахчу.

Он вскипятил чайник и сделал обоим по кружке крепкого сладкого чаю. Прищурясь, он всмотрелся в Эйрела — тот начал дрожать еще сильней.

— Тебе надо снять эти мокрые тряпки.

— Угу. Сперва привел меня к себе домой, теперь раздеваешь?

Саймон поставил рядом обе кружки и подтащил второе кресло поближе к Эйрелу:

— Вот.

Эйрелу удалось взять кружку обеими руками. Саймон не сводил с него глаз. Он знал, что все эти колкие шуточки скрывали под собой нечто реальное. За время эскобарской кампании он не раз видел и фиксировал взгляды, который Эйрел на него бросал: почти профессиональные, но не совсем. А уж собственные чувства ему были предельно ясны, просто он по возможности пытался их игнорировать. У Эскобара эти чувства были бы не просто неуместны — Негри бы с него за такое живьем шкуру спустил. Но сейчас... сейчас в его внеслужебное время и в его личной комнате сидел Форкосиган, который вообще вышел в отставку и формально был гражданским. Наверное, Эйрел сейчас слишком замерз, пьян и измучен для чего-то неприличного, но сам факт... И разве от гипотермии не спасаются, ложась вместе, прижимаясь телом к телу? Вреда не будет, а как средство от самоубийственной грусти — тоже сойдет.

Он глубоко вздохнул и внезапно почувствовал, как сильно бьется сердце — так, словно он собирался идти в бой. Он все знал о просчитанных рисках, и это был один из них.

— Раздевайся и давай в постель.

Наступило молчание. Эйрел допил последний глоток чая, неуклюже отставил кружку в сторону и поднялся на ноги, не сводя с Саймона глаз. Саймон выдержал его взгляд в упор.

А потом, моргнув, Эйрел пошатнулся, и Саймон подхватил его. Множество раз они прежде касались друг друга – и чип немедленно начал подcчитывать, сколько именно, и классифицировать все эти случаи — но лишь сейчас ощущение чужого тела под руками Саймона было таким болезненно острым, когда он помог Эйрелу устоять на ногах и повел к кровати.

Эйрел попытался стащить с себя китель, не смог, обернулся к Саймону.

— А я рук совсем не чувствую, — пожаловался он.

"Помоги мне", вот что слышалось за этими словами. Саймон стащил с Эйрела мокрый китель, потом все остальное — тоже промокшее, и по ходу дела быстро оглядел его на предмет травм, но ничего не обнаружил, кроме поверхностных ссадин. Тот безостановочно дрожал, бледная кожа на ощупь была влажной, однако взгляд, которым он пожирал Саймона, оставался напряженным и почти хищным.

Саймон укутал его в одеяло, достал из шкафа набор первой помощи и принялся очищать порезы на его лице и руках. Эйрел странно затих, позволяя ему тщательно смыть грязь и кровь с разбитых костяшек и ободранных ладоней, а затем обрызгать их антисептиком, заживителем и синтекожей – СБ снабжала своих людей всеми до единой галактическими новинками. Взяв Эйрела за подбородок и наклонив его голову к себе, Саймон убрал кровь, которая еще сочилась из разбитой губы. Все это время Эйрел смотрел ему прямо в лицо, а теперь чуть приоткрыл губы, следуя за касанием пальцев. Саймон медленно отставил баллончик с антисептиком в сторону, не разрывая контакта глаза-в-глаза.

— Саймон... — тихо обронил Эйрел.

Саймон поцеловал его, аккуратно, стараясь не коснуться ранки. Но Эйрела такая осторожность не волновала — и секундой спустя Саймон почувствовал во рту смешанный вкус антисептика, крови, медовухи и льда. Он стиснул Эйрела в объятиях и держал — ради тепла, поддержки, близости. Глаза он закрыл. Он понимал, что до глупого неравнодушен к Эйрелу, к пьяному, сломленному отставному офицеру, чья жизнь потерпела крушение. Просто, каким бы тот ни был, на пике или спаде своей карьеры, он оставался в сознании Саймона недосягаемо высоко. Это чувство не было похоже ни на неутоленную похоть к случайному постельному партнеру, ни на преклонение новоиспеченного мичмана перед своим первым командиром. И все же сейчас коктейль из преданности, восхищения и чистого желания ударил ему в голову не хуже эйреловской медовухи.

Однако дрожь, охватившая Эйрела, рывком вернула Саймона к реальности. Резко отстранившись, он надавил ладонями, заваливая Эйрела на кровать.

— Не терпится, лейтенант? — в голосе Форкосигана вновь прорезалась едкая ирония. Хотя глаза его до сих пор были распахнуты сильней обычного, а губы чуть припухли.

Саймон ответил ни слова – даже не поправил, что он теперь коммандер; в конце концов, все эти месяцы Эйрел звал его лейтенантом, и он привык. Он встал, разделся, споро развесил сушиться свою и Форкосигана влажную одежду и отыскал в своих запасах несколько химических грелок. Забравшись в кровать рядом с Эйрелом, он подложил обе грелки ему под спину. Тот испустил тихий стон, то ли боли, то ли удовольствия, и обнял Саймона.

Эйрел действительно весь промерз, его кожа почти обжигала холодом. Стиснув зубы, Саймон улегся рядом, плотно, тело к телу, а когда Эйрел свернулся и сжался, обвил его руками.

— Коммандер, — вдруг поправился Эйрел задумчиво и без его напоминаний. — Извини. Ты потрудился, чтобы заслужить это звание. А я забыл, — и он коротко и без претензий пошутил: — Не у всех из нас твоя память.

Эйрел лежал теперь вплотную, проводя по его телу ладонями. Саймон чуть шевельнулся, но понял, что больше всего того сейчас интересует, где у него кожа теплее. Он замер неподвижно. Эта ночь — не для него, для Эйрела, и чего бы Форкосиган от него ни хотел, он это получит.

Эйрел молчал, свернувшись в постели рядом. Сперва его затрясло только сильнее, но потом дрожь постепенно утихла, кожа стала теплей на ощупь, дыхание выровнялось и замедлилось. Иллиан решил, что, должно быть, тот сейчас уснет – что ж, это к лучшему.

Но тут Эйрел заговорил, негромко, запинаясь:

— Я сегодня зашел навестить Амелию. Вдову Ралфа. Она беременна, — слова выплескивались из него короткими, болезненными точками, словно против воли. — Их третьим сыном. Ему подойдет срок через несколько недель. Она сказала мне… сказала… сказала, что Ралф хотел назвать его в мою честь. Эйрел Форхалас. И я ничего не мог ей ответить, — по его телу снова пробежала дрожь, но теперь скорее от эмоций, чем от холода, и Саймон инстинктивно придвинулся к нему поближе. – Конечно, Ралф оставил свою семью достаточно обеспеченной, да и граф сделает для нее все, что ни потребуется, но… я готов был отдать им все, вплоть до крови своего сердца. Она была так ласкова со мной. А я не мог ей… рассказать, не мог сказать «Хватит!».

А, уйдя от Форхаласов, он испробовал новый способ самоубийства – спиться насмерть. Все сходится. «Ну что бы Бриггсу самому мне этого не доложить?» посетовал Саймон мрачно. Впрочем, мичман наверняка просто не понял, что это значило для Форкосигана. Черт побери, приглядывать за Эйрелом должен не кто-то посторонний, а человек, понимающий, что с ним творится!

Эйрел крепко его стиснул, а потом намеренно разжал объятия, отказываясь даже от этого небольшого утешения. Саймон подавил порыв обнять его в ответ, сжать сильнее, поцеловать еще раз. Сейчас за такую инициативу от Форкосигана можно и в морду получить. Он всего лишь помолчал немного и ровно заметил:

— У тебя руки до сих пор холодные.

Он начал отогревать эти несчастные руки в своих, потом прижал холодные ладони к собственному телу, маскируя утешение под медицинскую помощь. Эйрел вздохнул и не стал сопротивляться. Это было помощью скорее для души, чем для тела, но нужда в ней была столь же неотложной.

Однако он не расслабился и снова, точно не в силах прекратить, заговорил. Боль выходила из него рваными словами:

— Знаешь, по какой еще причине это должен был быть именно я?

Саймону нетрудно было понять, о чем идет речь.

— М-м?

— Из-за моей фамилии. Худшим ночным кошмаром Эзара была капитуляция эскобарцев перед Зергом прежде, чем к ним подойдет подкрепление.

«Надо будет убедиться, что все записи с "жучков" в квартире уничтожены», подумал Саймон, отмечая в чипе эту задачу как важную. Но которую можно отложить на потом.

— Если бы они капитулировали, — продолжал Эйрел, — Зерг выиграл бы все, а Эзар — проиграл. Поэтому эскобарцам намеренно сообщили: «Здесь Форкосиган!». Мясник Комарры. Они были слишком перепуганы моей репутацией, чтобы сдаться.

Да уж, то, о чем Эйрел предпочитает говорить в постели, обеспечит кошмары любому. Что можно на такое ответить? Саймон подумал и просто лег немного по-другому, так, чтобы выглядеть открытым для атаки и беспомощным перед нею: на спину, открыв горло и намеренно подсунув одну руку Эйрелу под плечи. "Никакое ты не чудовище, я тебя не боюсь и абсолютно доверяю". Эйрел вздрогнул и стиснул его плечо, замер на секунду, а потом склонился и поцеловал Саймона — крепко, отчаянно, словно утоляя голод. Нет, не голод, подумал Саймон сквозь туман в голове. Жажду — как будто Эйрел хотел опьянеть от поцелуя, ища забвения если не в бутылке крепкого алкоголя, то в любом другом доступном ему виде. Он обнял Эйрела другой рукой, принялся поглаживать его по спине, стараясь помочь расслабиться. Если тот ищет забвения, любовник лучше, чем выпивка. Хотя после тот, наверное, пожалеет. Не самый интересный вариант для них двоих.

Поцелуй Эйрела почти не оставлял Саймону шансов думать связно, но всё же он очень постарался, смягчил поцелуй как мог, сделал свое прикосновение мягким и успокаивающим. На него снова накатило возбуждение, теперь уже в унисон с отчаянной настойчивостью Эйрела, но он сдержался. Ему не шестнадцать, он может повременить.

Хотя вдруг Эйрел подумает, что ему не хочется? Выйдет скверно. Саймон провел рукой вдоль по его спине – не такой каменно-мускулистой, как было в дни их совместных спаррингов, похоже, месяцы самонаказания сказались и на физической форме Форкосигана – по боку и между бедер. Член Эйрела уже наполовину отвердел, одно это прикосновение заставило его дернуться, и он тут же перекатился на кровати, с силой подмяв Саймона под себя. Тут не то, чтобы двинуться – дышать стало трудно. Ему и не хотелось бы просить: «Эйрел, полегче!» — однако на мгновение показалось, что придется. Но, глубоко вздохнув, Эйрел, кажется, сообразил, что делает и ослабил хватку. Саймону снова стало удобно, и дела пошли на лад – и не в таком неистовом темпе, что обнадеживало. Наверное, сработает. Он улыбнулся, любовно погладил Эйрела по щеке и поцеловал его в грудь – прямо напротив сердца.

Эйрел застыл с закаменевшим лицом. Саймон запоздало понял свою ошибку: в этом демонстративном жесте он слишком выдал себя, предложил больше, чем Эйрел мог бы принять. Он попытался дать задний ход, но было слишком поздно. Эйрел отодвинулся от него, лег, опершись на локоть.

— Ты ничего не изменишь, и сам это знаешь! — выпалил он почти свирепо. — Не надо... у нас сейчас есть просто эта ночь, Саймон. Что произойдет завтра, не твоя печаль. Не твоя ответственность. Я — больше не твоя проблема, и что бы со мной ни случилось, ты не виноват.

«Будь это так, ты бы об этом даже упоминать не стал». Саймон неожиданно разозлился — на Эйрела, на себя самого, на всю эту ситуацию. В приливе злости он навалился на Эйрела, опрокинул, прижал коленями к матрацу и перехватив оба запястья по обе стороны от тела. Их лица разделяли сейчас считанные сантиметры.

— Вот вложу свои руки в твои, — отрезал он, — тогда и приказывай, беспокоиться мне или нет. Милорд.

Эйрел удивленно заморгал, а затем рявкнул так же зло:

— Я своих вассалов не трахаю. Одно из двух, Саймон!

— Повезло, значит, что я не произносил клятвы! Но я не намерен лежать тут и слушать, как мне прямо в лицо заявляешь, что все вот это — не на самом деле.

Он замер, ощущая тело Эйрела под собой, а когда снова заговорил, то грубостью и резкой горечью его голос мог сравниться с форкосигановским:

— Не беспокойся. Я знаю, в чем дело. И что ты делаешь, и почему, и отчего я не могу тебе помешать, — он сделал несколько глубоких вдохов, восстанавливая самоконтроль, и погладил Эйрела по лицу — намеренно нежно, в той идеальной копии прежнего жеста, которую мог предоставить только чип. — Но будь я проклят, если дам тебе пройти этот путь до самого конца в одиночку.

Эйрел затих, и напряжение сошло с его лица, точно так же, как в ту минуту, когда он согласился уйти к Саймону домой.

— А, ясно. Что ж, отлично, — он поднял руку и сам погладил Саймона по щеке. — Тогда в дорогу мне не найти компании лучше.

Со слабой улыбкой он взъерошил Саймону волосы.

— Знаешь, мне тебя не хватало. Тебя, стоящего у меня за спиной, попадающегося мне на глаза всякий раз, как я обернусь. Сперва я от этого бесился, но… Я знаю, что ты следил за мной. Но ведь и я за тобой следил. И то, что я увидел… — он вздохнул. — Я не заслуживаю… подобного, но эгоизм не позволит мне отказаться.

Саймон чуть улыбнулся. Какой это, к чертовой матери, эгоизм! Это симптом того, что Эскобар не сломал Форкосигана до конца, что в нем сохранилось желание жить и быть счастливым. И самый обнадеживающий симптом из всех, что он отметил в Эйреле за несколько месяцев.

— Хорошо, — ответил он коротко, но на секунду прижался щекой к его груди.

Но только он попытался шевельнуться, слезть с Эйрела, как тот придержал его за бедра.

— Куда полез? Так хорошо, — пробормотал тот, притискивая его к себе, кожа к коже. Былой ее холод сменился жаром. Саймон повторил поцелуй и понял, что на этот раз получилось лучше. Эйрел наконец-то расслабился, сбросил настороженность, опустил свои колючки. Лаская его тело, спускаясь с поцелуями ниже, Саймон с довольством и радостью отметил, что член у того снова встает, а дыхание учащается.

Едва Саймон коснулся языком его соска, как в его спину жестко впились пальцы, а бедра под ним дернулись вверх. Что ж, одна рука у него еще была свободна – и, когда его пальцы коснулись члена Эйрела, то в первое мгновение он подумал, что еще буквально пара минут, и все. Однако Эйрел обуздал дыхание, собрался, ухватил Саймона за подбородок, задирая ему голову. Глаза у него сияли.

— Знаешь, попутчик, — пробормотал он, — ты мне отлично подходишь, но, по-моему, ты слишком много думаешь. Интересно, могу я с этим что-нибудь сделать? Хм…

Он внезапным резким движением вывернулся из-под Саймона и сполз к изножью кровати. Его движения теперь были вполне ловкими и аккуратными. А дальше Саймон и вправду перестал думать, потому что его член оказался у Эйрела во рту, и тот отлично знал, что делает. Саймон зажмурился, и даже чип в его голове замолк, а разум заполонили ощущения, которые электронная память была не в силах ни записать, ни воспроизвести. Он ахнул с наслаждением – и от этой внутренней тишины, и от умелых касаний — и запустил пальцы Эйрелу в волосы.

«Гениальный стратег! Переиграл меня даже в постели», — это была его последняя смутная мысль, а потом все ограничилось возгласами "да!" и "еще!". Он вцепился в Эйрела, наслаждаясь таким редким умиротворением. В последние годы слишком часто сексуальные партнеры оказывались в его постели не сами по себе, а в ходе тех или иных секретных операций. Ни о какой возможности расслабиться или доверии при этом речь не шла. Но с Эйрелом по-иному просто быть не могло.

Он приоткрыл глаза, желая поймать эту картинку и сохранить в памяти. Лицо Эйрела было внимательным, сосредоточенным, он подходил к минету с такой же вдумчивостью и концентрацией, как к планированию военной кампании. И уж от собственных невзгод Форкосиган отвлекся сейчас более чем полностью – так, как Саймон даже не рассчитывал.

Эйрел перехватил его взгляд, и его глаза сверкнули… да, наверное, можно было бы это назвать улыбкой, не будь сейчас его губы заняты совсем другим, и делал он это другое всё энергичнее, так, что Саймон не мог думать вообще больше ни о чем. Он снова прикрыл глаза и отпустил разум на волю, представим всему идти, как идет, потеряв даже счет времени – он и понятия не имел, как быстро он вцепился в Эйрела, выталкивая из себя крик, выгибаясь дугой, а потом рухнул на кровать в расслабляющем тумане удовольствия.

Прошла минута, прежде чем Саймон неохотно открыл глаза и увидел, что Эйрел его разглядывает, а его физиономию освещает довольная улыбка.

— Я уж подумал, что ты заснул, — пробормотал он, — и мне придется решать свои проблемы самостоятельно.

Саймон помотал головой, улыбаясь. А потом подался вперед и поцеловал Эйрела, вдумчиво и неторопливо, чувствуя, как тот немедля отзывается. "Теперь он здесь и со мной". Не точно в соответствии с первоначальным планом, но все до единого дополнения к этому плану Саймон одобрял.

Он не стал делать паузу для того, чтобы поинтересоваться, что именно Эйрелу хочется – наверняка тот снова ощетинился бы при намеке на любую заботу. Он всего лишь перекатился и теперь снова лежал на нем сверху, вознагражденный довольным вздохом, когда позволил себе налечь на Эйрела всем своим весом. Эйрел был возбужден до такой степени, что его трясло, его тело вздрагивало при каждом движении и касании, и Саймон сомневался, сможет ли растянуть это состояние подольше, как бы ему ни хотелось. Несколько поглаживаний и поцелуев — и Эйрел застонал и прижался к его бедру, а его член ткнулся к нему в руку.

На этот раз Саймон не закрывал глаз, наслаждаясь зрелищем. Эйрел запрокинул голову, губы у него были полуоткрыты, дыхание рваное. Стоило сравнить – буквально, с помощью чипа – две картинки: лицо Эйрела сейчас и несколько часов назад, когда Саймон к нему только подошел. Возможность доверять своему партнеру в постели — бесценный дар, но дар не меньший — возможность искренне и без помех радоваться его удовольствию.

Он завел руку у него между ног, назад, надавливая и проникая, и Эйрел резко выдохнул и вздрогнул, беззвучно ругаясь, а потом резким движением насадился на его пальцы. Его глаза широко распахнулись, изумленные и совершенно отсутствующие, и хватило пары движений, чтобы он излился Саймону в ладонь и обмяк на кровати, тяжело дыша. Саймон тоже расслабился, распростершись на нем, а Эйрел приобнял его, аккуратно, не стискивая. Саймон уронил голову ему на плечо, и так они лежали, вместе и постепенно восстанавливали контроль над дыханием и рассудком.

Эйрел не заснул мгновенно, как Саймон того почти ожидал, хотя совершенно не пошевелился и не предложил помощь, когда Саймон скатился с него и принялся вытираться. Разрядка и усталость словно выжали Форкосигана досуха, но уголки его губ приподнимала улыбка, спокойная и расслабленная. Теперь его тело было горячим до самых кончиков пальцев, но Саймон все же предусмотрительно укутал их обоих одеялом. Эйрел повернулся на бок и обнял его, закинув тяжелую руку поперек груди. Он молчал, но слов и не было нужно: Саймон прекрасно понимал, о чем тот сейчас думает. Этот покой был без сомнения хрупким, но настоящим.

Через пару минут Эйрел все же захрапел. Саймон встал, приглушил свет и улегся обратно. Он знал, что сейчас оказал лишь первую помощь, но не вылечил; все это были неотложные процедуры, направленные на то, чтобы спасти жизнь. Что касается самого лечения... коварный чип немедленно предоставил ему нужный образ: рыжие волосы, рассыпавшиеся по плечам оранжевой тюремной робы. Но эта женщина не приехала, ее здесь нет. Придется обойтись своими силами. Эйрелу уже случалось успешно переживать тяжкое горе самому, и теперь Саймон был уверен, что тот снова сумеет это сделать и отыскать собственный путь к исцелению. А до этого момента Саймону только и остается, что крепко его держать.