[jetta-e]

Стихи. Нет, даже так: отличные стихи.
Автор Daniel

Цикл первый.
Персонажи - Бел Торн и Майлз Форкосиган и кое-кто еще.

«Где-то…»

Где-то на дикой планете, затерянной в космосе,
Маленький мальчик с упрямыми чёрными космами,
С глазами, что старше его невинного возраста,
Готовыми вспыхнуть, подобно сухому хворосту,
Угнал жеребца из конюшни – и вскачь по лугу,
Хотя его кости и хрупкие, точно уголь.
И, даже упав, ни единой слезы не пролил –
К пяти годам пора и привыкнуть к боли.

А в это время –

Где-то в медвежьем углу известной Галактики,
За гранью законов пространства и математики,
Молодой андрогин прядь волос на палец накручивал,
Коротая вахту свою, беспросветно скучную.
И смотрел в темноту, где звёзд и миров без счёта –
Словно ждал бездумно чего-то… или кого-то.
Словно предчувствовал то, что однажды будет.
Может быть, звёзды и знали – но что им люди?

Маленький мальчик баюкал боль полусонно,
И завершалась вахта стажёра Торна.
Звезды молчали. И всё было так, как вечно,
В час за двенадцать лет до грядущей встречи.

«Выстрел парализатора»

Выстрел парализатора.
Потом ты глаза открыл.
И разлетелся на атомы
Мир.

Глаза – словно смерчи серые,
Воронье крыло волос.
Играет веселье нервами
И злость.

И космос за гранью бесится,
Как диких коней табун.
А взгляд адмирала Нейсмита
Так юн.

И имя его короткое
Ласкает язык, как мёд.
Когда он, за всеми сводками,
Поймёт,

Когда он посмотрит пристальней
И дольше – тебе в глаза,
И как ему (снова выстрелы)
Сказать?

Незваный. Пришедший. Яростный.
Мальчишка, игравший в бой.
Игравший, как ветер с парусом,
С тобой.

Ты прятал огонь под веками
Чуть только – его шаги.
Всё было яснее некуда
Другим.

Другие со смехом сдавленным
Шутили взахлёб о том
Как смотрит тайком на карлика
Бел Торн.

Годами сверкали молнии,
А после пришла гроза.
И он до конца не понял и
Не знал.

И выстрел ответил выстрелу,
Оскалила зубы смерть.
Осталось до боли пристально
Смотреть

В глаза, словно смерчи серые,
Без мусора лишних слов.
Но, если и правда предал ты
Кого?

А впрочем, какая разница?
Но в памяти губ и глаз
Горящей звездой останется
Твой Майлз.

«Капитан и адмирал» (По «Лабиринту» из «Границ бесконечности»)

- Или, может быть, снимем номер
На двоих? (Седьмой раз? Десятый?)
Адмирал на мгновение обмер,
Надевая незримые латы.

Истуканом колючим замер,
Только мысли бегут по кругу:
То, что скажешь прекрасной даме
Не сказать боевому другу.

Что ответить? Мы здесь по делу,
И безумия нет в программе?
Его форма – серая с белым –
Почему-то пахнет духами.

Дать понять, что всё бесполезно?
Притвориться, что это шутка?
Капитан, что с другими резок,
С ним так мягок, что даже жутко.

Сразу вычеркнуть сотни «если»,
Заменить миллионом «надо».
Адмирал – неподвижно – в кресле,
Капитан – слишком близко – рядом.

Горло сухо, слова как скрежет
(Одного не сказать, пожалуй:
Перестань быть со мной так нежен,
Эта нежность так больно жалит).

И рука каменеет тут же,
А вопрос подступает желчью:
И на чёрта тебе я нужен -
Низкорослый, смешной, увечный?

Он отпрянет, едва задетый,
Тот – со смехом поднимет брови:
- Сразу видно, что ты – не с Беты,
Ведь рефлексы, увы, не скроешь.

Если шрамы горят на коже –
Лучше вовсе её не трогать.
- Да, я знаю про это «тоже»,
Но – «помимо всего другого».

Так ответить – и стиснуть зубы,
Отстраняясь упрямым жестом.
С дамой вышло бы слишком грубо,
С капитаном – вполне уместно.

И со смехом его миндальным
Всё затихнет опять – до срока.
Так и тянется всё – годами.
Неизменно. Смешно. Жестоко.

И уйти – и не оглянуться,
Сжав замком холодные руки.
Капитан будет ждать инструкций
В пустоте корабельной рубки.

«Сон Майлза»

Мне вновь этой ночью приснился знакомый сон
(На «Ариэле» он снится мне слишком часто)
Что я рядом с ним, и плевать, «она» или «он» -
Зачем и себя, и его разрывать на части?

И в карих глазах видел я золотой огонь
И звёзды горели в пустыне ночной, как свечи.
А я пожирал своим взглядом его, его -
И страстно хотел, чтобы это продлилось вечно.

Но я всё твердил, глядя прямо ему в глаза -
А пальцы мои его тонкой руки касались –
Что нет ни малейшего смысла, что так нельзя,
Что я барраярец и лорд для своих вассалов.

И эта рука для меня была так важна –
Важнее всех гор, и лесов, и моих поместий –
Но я повторял, как в бреду: мне нужна жена,
А значит, мы всё же не можем с тобой быть вместе.

Не можем, не выйдет, не стоит пытаться, нет.
Для нас, барраярцев, нет силы страшнее долга.
Наверное, лучше всё это решить во сне –
А то наяву это было бы слишком долго.

И сердце, как колокол, билось в моей груди,
И потные простыни свили меня, как путы,
Когда я проснулся наутро – опять один –
В каюте своей, что напротив его каюты.

«Танец отражений»

Сон – и серебряный смех – и пряди волос
Каштановых - скроют огонь его глаз горящих.
Что тебе снилось? То, что опять не сбылось?
То, отчего твоё сердце колотится чаще?

Шёлка и кружева шорох – и лёгкая речь,
И невесомо взлетают твои ресницы.
Шёлк невесомо скользит с обнажённых плеч
Чтобы краснел – но не тот, кто упрямо снится.

Те же изломы, углы – и его черты,
Те же морщины, что ты наблюдал бессчётно.
Может, другие обманутся – но не ты,
Только и ты всё молчишь, замышляя что-то.

Что за ирония – видеть его во сне,
А пробудившись, увидеть фальшивый образ.
Майлз, милый мальчик, не стал бы ни так краснеть,
Ни замирать, точно кролик при виде кобры.

Может быть, стоит оставить мечты и сны,
Может быть, стоит всё бросить на карту – снова
И со словами «жестоко тебя дразнить»
Встать, оторвавшись от каменных губ другого.

И не сказать ничего, прикусив губу –
Кто теперь жертва, а кто кукловод искусный?
Мой адмирал, полагаете, это бунт?
Мой адмирал, я всегда выбираю чувства.

Странная сила таится порой в именах –
Глядя в глаза, я опять назову его Майлзом.
Мой адмирал, я не знаю, что ждёт меня,
Но «Ариэль» не услышит твоих приказов.

«А потом…»

А потом – возвращаться к себе на ногах негнущихся,
До отказа расправив крылатый излом плечей.
А потом – в стену лбом, а потом – собирать имущество,
Ни о чём не жалея и не дорожа – ничем.

Ни о чём не жалею – да, правда, но слишком кислая,
Точно ломтик лимона, упавший в любимый чай.
А потом - расстрелять заоконную темень - мыслями.
Разрядить плазмотрон. В этот раз – боевая ничья.

Всё давно решено, все приказы давно предугаданы,
И фамилия снова без звания – лишь один слог.
Значит, надо - потом – подниматься и строить всё заново.
Потому что ты сможешь… ведь ты один раз уже смог.

А потом – может быть - и на Бету дорогами памяти:
Там (оскомина горче) родная культура, семья…
Не жалеть ни о чём – ни о ком – здесь друзей не останется.
Здесь уже опустела каюта, и умер хомяк.

А потом – может быть… впрочем, что о «потом» беспокоиться:
Этот космос не знает значения слова «потом».
Есть сейчас – одинокий полёт по маршруту бессонницы.
Ни о ком не жалеть? Только он, чёрт возьми, не никто.

А потом – повторять его имя во сне, им разорванным,
Представляя, как жаркие пальцы по коже скользят.
Если будет приказ прекратить – отвечать, вскинув голову:
Я без звания - значит, приказывать больше нельзя.

«Майлз»

Это вряд ли письмо – пьяный бред, вот как будет вернее.
Я не знаю, где ты – так что ты ничего не получишь.
Только я вспоминаю тебя, утопая в вине и
Почему-то от этого чудом становится лучше.

Я сегодня – не я, я не твой адмирал, столь бесценный -
Потеряв и ходули, и маску, я рухнул на землю.
Роль доиграна, всё, и меня изгоняют со сцены –
Нашим флотом отныне по праву командует Элли.

Я сегодня – как ты мной когда-то – отвергнут, отставлен,
Я отброшен, как пешка с доски, опозорен, уволен.
И никто не поймёт – ни отец мой, ни Грегор, ни Айвен –
Только ты бы, наверное, понял… конечно же, понял…

Я солгал – не впервые – ведь ты понимаешь, не так ли?
Лгал себе – и тебе – всему флоту – в фальшивом отчёте…
Только я провалил свою роль в бесконечном спектакле,
И отправлен всевидящим Гором в отставку и к чёрту.

Я был сам виноват – как и ты, капитан «Ариэля»,
С сединой в волосах и улыбкой принявший расплату.
И я помню, как мы на прощание долго смотрели
Друг на друга – и как я решился ответить, когда ты…

Я не знаю отныне, кто я – тот, кто был тебе нужен,
С кем ты был десять лет в бесконечной космической бездне.
Я не знаю, кто я и не знаю, где ты, но кому же
Исповедаться мне в этот час, когда всё бесполезно?

Слишком много вина, слишком много пустых сожалений –
И, наверное, знать это всё тебе вовсе не надо.
Эта пьяная исповедь вряд ли хоть что-то изменит…
Но мы всё-таки встретимся позже… когда-нибудь… правда?

«А когда я спросил…»

А когда я спросил, почему ты уехал с Беты,
Ты ответил с улыбкой, что там было слишком скучно.
У тебя несомненный талант уходить от ответов.
Десять лет ты был верным. Во флоте ты был самым лучшим.

Мы собрали наш флот – дезертиры, изгои, смутьяны -
Мы скрывали былое и прятали шрамы под формой.
Я не знал, что тебя занесло в этот край окаянный,
Ты не ведал, что я – барраярец сословия форов.

А потом были годы намёков, безмолвных касаний,
Звёзды в карих глазах, обведённых тенями под утро.
Что же всё-таки было – мы так и не поняли сами,
Вопреки несмолкающей дроби двусмысленных шуток.

А потом всё решилось, весь мир был гранатой разрушен -
Что же ты натворил, тот, кому я так искренне верил?
Может быть, тебе вновь показалась унылой и скучной
Одинокая вечная ночь на борту «Ариэля»?

Как тебя разгадать, двуединый по крови и сути?
Я не буду просить объяснения – мне слишком тошно.
И никто тебя строже тебя самого не осудит –
Так давай попрощаемся молча друг с другом и с прошлым.

Не «прощай» - «до свидания» костью царапает горло –
Может быть, мы когда-нибудь всё же увидимся снова.
Этот флот слишком тесен для двух безрассудных и гордых –
Для нахального герма и для непокорного фора.

Поцелуй на прощанье – горячую, горькую нежность -
Ты бесстыдно украл, как своё по законному праву.
В нашем флоте отныне всё будет иначе, чем прежде.
Серой тканью закрыты зудящие свежие шрамы.

Наша флотская форма отлично скрывает секреты.
«Адмирал мой, примите отставку». Киваю. И всё же
До сих пор я не знаю, зачем ты уехал с Беты,
И зачем поднял бунт на борту – я не знаю тоже.

«Бел» (По финалу «Танца отражений»)

И теперь ты уходишь по звёздам, оставивший всё –
Адмирал твой на сей раз уже ничего не спасёт.
Потому что он сам разрубил эту тонкую нить –
И, быть может, и правда не мог ничего изменить.

Кем ты был для него – то ли друг, то ли просто солдат?
Кем он был для тебя? И кем не были вы никогда?
Кто из вас кого предал – теперь не понять всё равно.
Поджидают планеты, как стая голодных ворон.

Ты служил и летал, а теперь ты разжалован и
Пред тобою раскинут когда-то отвергнутый мир.
Где твой путь в этом мире – пока ты не ведаешь сам.
Звёздный свет освещает ожог седины в волосах.

Всё поставить на карту, блефуя, так было легко.
Но граната разбила твой блеф, точно камень - стекло.
Проигравший заплатит – а что остаётся ещё?
Может быть, ты простил. Может быть, ты им тоже прощён.

«Ариэль», дух эфира, скользит, словно ветер, из рук.
Это было ошибкой – всю жизнь принимать за игру?
Если так, это твой адмирал заплатил за неё:
Взрыв гранаты. Осколки груди. Окровавленный лёд.

Он вернулся – но вам не вернуться в начало пути.
Ты признался в измене – и, значит, ты должен уйти.
Это сущий пустяк – после всех этих долгих веков,
Когда ты представлял отворённые вены - и кровь.

А потом – только холод и где-то в далёких мирах -
Может быть, безнадёжно загнивший бессмысленный прах.
Он нашёлся – вернулся – он жив – только всё позади:
Тот, кто был капитаном, теперь остаётся один.

Ни о чём не жалеть – ты привык, и не взглянешь назад.
Может быть, у тебя за спиной он опустит глаза.
Зеркала возвращают упрямой улыбки оскал:
Вроде всё ещё юный, но вот седина на висках…

«Ариэль», твой корабль, улетает в бездонную даль.
Ты сказал ему правду – тебе почему-то не жаль.
Всё случилось, как было должно, среди чёрных глубин,
Где ты предал любовь и присягу - и чуть не убил.

Всё прошло, промелькнули года переплясом комет.
Ты не задал вопроса, но ты получил свой ответ.
А в бумажнике доллар – он всё-таки тот или нет? –
То ли памятный знак, то ли новый счастливый билет.

Только прошлое будет идти за тобой по пятам.
Адмирал позабудет. Не сможет забыть капитан.
Ты уходишь по звёздам, свободный, навстречу судьбе,
Что когда-нибудь снова столкнёт вас двоих, Майлз и Бел…

«Капитан»

Это ночь откровений от звёзд слепых,
Эта ночь, как виток ДНК, проста.
Капитан Бел Торн в эту ночь не спит –
Впрочем, он формально не капитан.

В эту ночь постигать и решать легко,
Пролагать маршруты – давно пора.
Эту ночь безмятежно проспит Николь –
Капитан Бел Торн не уснёт до утра.

Эта ночь привычна для того, кто жил
Среди вечной ночи чужих светил.
Бесконечный космос не потерпит лжи:
Эта ночь решила, что пора уйти.

Потому что тот, кто родился вновь,
Этой ночью знает: не его игра –
Прилеплять привычку на свою любовь,
Как засохший пластырь на горящий шрам.

И на картах звёздных есть маршрут один,
И, похоже, знает эта ночь – какой.
И, как только он сможет вновь ходить,
Он уйдёт, оставив этот мир Николь.

Он – корабль, который был однажды сбит,
Но сегодня ночью дан на всё ответ.
Капитан Бел Торн в эту ночь не спит.
Капитан однажды – капитан навек.

«Она играет на арфе»

Она играет на арфе – и двадцать летящих пальцев
Сплетают мысли и чувства в один кружевной узор.
И этот узор – молитва всех изгнанных, всех скитальцев,
И всех моряков, что ищут в бушующем море порт.

Она оплетает болью звенящие гулко струны,
Она достигает сердца незримым для глаз смычком.
И эта немая песня – для всех, кто однажды – юным -
Шагнул наугад с порога, оставив постылый дом.

Для всех, кто навстречу ветру – под ливнем брезгливых взглядов –
Прошёл по струне, шатаясь, но всё же не рухнул вниз.
Для всех, кто давно привычен к чужих оскорблений яду,
Для всех, кто рискует жизнью, надеясь на главный приз.

Для тех, кого злая скука по чёрному тракту гонит,
Как раньше гнала пиратов по чёрной воде морей.
Но только на деле битва окажется просто бойней,
И шлем моего скафандра однажды уже сгорел.

А позже она играет на коже и струнах нервов,
И двадцать парящих пальцев - как рой ночных мотыльков.
И эта ночная песня – для всех, кто не знает меры,
И двигаться в этом ритме привычно и так легко.

И, может быть, правда, стоит поддаться её посулам,
И, может быть, правда, стоит податься в спокойный порт.
Но Солнце даётся в руки лишь тем, кто собой рискует,
И только принявший вызов шампанское страсти пьёт.

И тот, кому слишком скучно не знать, что же будет дальше,
Останется здесь, а рядом, закованный в свой доспех –
Его адмирал, который – всего лишь упрямый мальчик,
И карлик, и весь в морщинах – но всё же прекрасней всех.

«Поворот головы…»

Поворот головы, и веером волосы –
Всё точно так же, как и когда-то.
То же звучание тёплого голоса –
Альта.

Синяя форма взамен серо-белого
Мундира, и нужно чужих морочить.
Но в первый же миг ты назвал его Белом -
Молча.

«Вы знаете, мать моя родом с Беты».
«Вот совпаденье, моя ведь тоже».
Ты мрачно решил, что припомнишь это
Позже.

Потом ты спросил «Это правда?» взглядом,
И взмахом ответили «Да» ресницы.
Что за удача, что снова он рядом -
Рыцарь,

Вольный солдат, никому не покорный,
(Та же улыбка, движения те же).
Кто был опасней его, Бела Торна,
Прежде

На «Ариэле», когда безоглядно
Жадно тебя пожирая глазами,
Он превращал твои выдумки в правду,
Знаешь?

В карих глазах – чертенята искристые,
Воспоминанья царапают острым.
Может, и нет совпадений и мистики,
Просто -

Просто нельзя было снова не встретиться –
Дождь бесконечно тянуться не может.
Дни и недели, недели и месяцы…
Кто же

Кроме него во всём мире сумел бы
Душить в объятьях и так смеяться,
Назвав при этом «маньяком мелким»
Страстно?

По «Дипломатическому иммунитету».

Четыре года прошло, четыре коротких
Мига, четыре века, тягуче длинных.
Это осталось. То, что порой – колодки,
То, что порой возносит тебя, как крылья.

Ты смотришь в лицо и считаешь его морщины
И вспоминаешь иное, былое время.
Яростный мальчик, который играл в мужчину,
Ставший мужчиной, в которого ты поверил.

Вот и прошли все четыре – считай по пальцам
И по тоске в годовщину – пустынных года.
Ты теперь можешь беззвучно над ним смеяться,
Глядя, как мальчик надменно играет в лорда.

Снова быть рядом и видеть его, живого,
После разлуки, обрушившей чёрный космос.
Снова молчать, улыбаясь ему, и снова
Не отвечать напрямик на его вопросы.

Снова быть рядом, его капитаном, чтобы
Всё понимать с полувзгляда и полуслова.
Чтобы упасть на него, заслонив от бомбы,
Чтобы не дать умереть ему снова, снова…

И – пережив этот ужас, дойдя до края,
Переиграть былое по нотам новым.
«Я испугался, что я тебя потеряю»
Сорвётся с губ, как капли горячей крови.

В полубреду ты его будешь звать упорно -
Своего адмирала, не барраярского лорда.
Он назовёт тебя капитаном Торном,
Перечеркнув четыре прошедших года.

Ты будешь жить, и снова он будет рядом,
Новые шрамы – одни на двоих – под кожей.
И, может быть, он признает – хотя бы взглядом -
Что тоже боялся тебя потерять, что тоже…

«Станция Граф»

Станция Графа – звезда на твоём пути,
Разрешение всех сомнений и всех пари.
Здесь невесомость. Не можешь идти – лети,
Просто – пари.

На станцию Графа вас ветром судьбы занесло
Под равнодушные звёзды чужих небес.
Чтобы сказать, то, что чувствуешь, хоть и без слов
И – лишь себе.

А в театре серебряный танец расскажет о том,
Что дороги домой так длинны среди звёздного льда.
И о том, что далёкие могут остаться вдвоём,
Но – не всегда.

Станция Графа – ответ на какой-то вопрос,
Или, может быть, новый вопрос, заглушивший ответ.
Они просто танцуют, и это сейчас – не всерьёз.
Просто – балет.

И слетаются двое в одно в серебре тишины,
Чтобы каждый поверил, что тоже умеет летать.
Этот танец – обряд, пробуждающий старые сны.
Просто – мечта.

Сильвер и Лео, что суть серебро и лев,
Те, кто любили и создали весь этот мир
Для тех, кому не было места на старой Земле
Рядом с людьми.

Мир для серебряных душ и для львиных сердец,
Перекрестие судеб, где веют иные ветра.
Звёзды и слёзы в глазах. Разлетелись. Конец?
Просто – антракт.

И развеется миф под хлопков оглушительный гром -
Можно вытереть звёздные слёзы и снова вздохнуть.
Станция Графа – сплетение судеб и дом
И – новый путь.

На станции Графа горит серебром маяк,
Седина серебрит его тёмных волос крыло.
Ты скажешь без слов, а он взглядом ответит: и я.
Нет, не прошло.

«Я читал по движениям спекшихся губ…»

Я читал по движениям спёкшихся губ
И разбирал слова еле-еле:
Бомба. «Бал». Балет. Голокуб.
Да, ты смог. Да, мы успели.

Я тогда думал, что мы умрём,
Но, как ни странно, мы живы оба.
Если бы только остаться вдвоём –
Только вдвоём – ненадолго – чтобы -

Чтобы – что?? Знает только чёрт,
Я же, пожалуй, гадать не буду.
Просто – к сердцам наша кровь течёт,
И заживают рубцы сосудов.

Пальцы твои под моей рукой,
Пряди волос на глазах – всё те же.
Это так странно и так легко –
Быть с тобой рядом. Опять. Как прежде.

Прежде. Когда-то. Что вспоминать?
В семнадцать – кто идиотом не был?
Мне говорили, что ты в меня…
Это казалось таким нелепым.

Но – это я был нелеп и глуп,
И – что там сердце твердит, не слышал.
Я превращал это всё в игру,
В страхе, что это серьёзно слишком.

Ты был красивым, как юный бог,
Смотрел так жарко, шутил так едко.
Ты был свободным – а я не смог
Послать все страхи и все запреты.

Пятнадцать лет позади, и вот -
Смотрю в глаза и сжимаю пальцы
Твои, и мне не хватает слов,
И я не хочу так с тобой расстаться.

Я не хочу продолжать игру,
Я так хочу сказать всему свету:
Ты – это ты, а не просто друг –
Но как тогда мне назвать всё это?

«И опять ты ничего не понял…»

И опять ты ничего не понял, Аудитор Императора премудрый.
Впрочем, иногда бывают вещи, понимать которые не стоит.
Как и сны, которые – пустое,
И растают, как туман, под утро.

Иногда бывают сожаленья, что вгрызаются в тебя, как стрелы,
И сочатся дёготной отравой в бочку с мёдом твоего довольства.
Потому что всё опять вернётся,
Хоть, казалось, и перегорело.

Потому что по его улыбке ты прочтёшь несказанные фразы,
Если только сам того захочешь, но ведь это – лишняя морока.
Проще – оставаться у порога,
Подчиняясь собственным приказам.

Проще верить в приторное счастье для обоих, разделённых цепью
Из осколков взорванной гранаты и колец разорванных объятий.
И в своей супружеской кровати
Забывать перебродивший трепет.

И желать ему счастливых будней – с той, чужой, случайной и ненужной,
Потому что ты-то точно счастлив, променяв свободу на обеты.
Он тогда опять уехал с Беты,
Ты тогда же стал законным мужем.

Но когда вы встретились нежданно – здесь, на станции четвероруких квадди,
И когда ты чувствовал неловкость, представляя леди и супругу,
И когда вы бросились друг к другу –
То же пламя было в его взгляде.

И когда в уюте ресторанном ты, как мог, рассеивал тревоги
Той, с которой он обрёл, быть может, дом среди космической пустыни,
Знал ли ты, что пламя не остынет,
И что в мёде неизбежен дёготь?

Так ли трудно сопоставить даты? Аудитор Императора, что с вами?
Вы же – гений и стратег, а в этом деле всё до боли, до смешного просто:
Он приехал к ней, но только после
Приглашения на вашу свадьбу.

«Снова отбросит он волосы с серой проседью….»

Снова отбросит он волосы с серой проседью
Жестом знакомым и виденным тысячекратно.
Волосы цвета твоей баррарской осени,
Словно крыло, упадут на глаза обратно.

Ты это видишь – и старая боль осколками
Вновь возвращает те дни, когда были вместе.
Сколько раз так же он рядом сидел - и сколько он
Так же отбрасывал чёлку упрямым жестом?

Годы прошли – только память от боли корчится,
Память огнём обжигает любая малость.
Ты ощущал горький привкус его одиночества –
Даже когда и не думал о нём, казалось.

Жаль, ты сказал – только слово опять неверное
Для этой ноши, что давит тебе на плечи.
Ты поступил бы опять как тогда – наверное –
Только от этого всё же ничуть не легче.

Глупо, должно быть – теперь, когда всё потеряно,
Кроме улыбки его и руки горячечной -
Глупо жалеть о впустую убитом времени,
Думать о том, что могло быть и всё иначе, но…

Глупо теперь вспоминать то, чего и не было,
Глупо пытаться в ушедшие дни вернуться.
Все, как один, дендарийцы должны быть смелыми –
Но адмирал их, увы, оказался трусом.

И остаётся тебе, вспоминая молодость,
Шанс для обоих, упущенный тысячекратно,
Ждать одного: что он снова отбросит волосы
И улыбнётся тебе, как давно когда-то.

«Бел - 2» (По «Дипломатической неприкосновенности»)

Я не знаю, что мне приказать тебе,
Когда стены надвигаются со всех сторон.
Лишь одно: живи. Ты же сможешь, Бел,
Ты всегда был лучшим капитан Бел Торн.

И я тоже болен, голова в огне,
Только руки и сердце – в этой ванне льда.
Я не знаю, почему я говорил тебе «нет»,
Когда было так просто сказать тебе «да».

В этот час и на этом перекрёстке миров
В переломанном теле, за горячим лбом
Разрываются клетки, закипает кровь
И взрываются солнца миллионом бомб.

Это было так давно – это было вчера,
Кем мы были друг для друга, я не знаю сам.
Для обоих эта жизнь была словно игра,
Звёздный ветер у обоих ревел в волосах.

Что же мне мешало – как понять сейчас,
Когда нас с тобою окружает ад,
Когда плоть под пальцами так горяча,
Когда пот и слёзы застилают взгляд?

То ли глупость, то ли – моя трусость, но
Слишком рано кончилась для нас игра.
Это было, кажется мне, так давно,
Это было, кажется, ещё вчера.

То ли случай, то ли – межпланетный вихрь,
Разметавший нас и разорвавший связь.
Столько шуток помню я про нас двоих –
Видно, кто-то шутит надо мной сейчас.

И утонет правда в океане лжи,
Я не знаю, что я приказать хотел,
Но я точно знаю, что ты будешь жить,
Потому что ты всегда был лучшим, Бел…