Автор:
Мини. Джен. Таймлайн финала "Барраяра". Эйрел, Майлз и Петр.
читать дальшеОни и вправду не смогут освободиться друг от друга, пока оба живы.
Те самые правила и традиции, в пренебрежении и насмешке над которыми отец обвинял Эйрела, связывали их крепко. Эйрел был утвержденным наследником своего отца-графа, а других сыновей у Петра не было, если не считать того, кто покоился в земле Форкосиган-Сюрло.
Эйрел порой задавался вопросом, не мог бы отец предпринять попытку отстранить его от наследования, произведя на свет еще одного сына - хотя первородство и было общим принципом, но выбор графа тоже имел значение, особенно если этот граф носил фамилию "Форкосиган". Не было недостатка в форских семействах, которые с охотой пожертвовали бы одну из своих юных расцветающих дочерей или доказавших свою плодовитость вдов ради того, чтобы связать себя семейными узами с Петром Форкосиганом, но тот не предпринимал никаких поползновений в этом направлении. Эйрел подозревал, что отец знает о нежизнеспособности подобных планов, что Цетагандийская война повлияла на его здоровье и способность стать отцом - а кроме того, тот был уже немолод.
Какими бы ни были тому причины, Петр Форкосиган никак не пытался отнять у Эйрела титул лорда-наследника. И все же Эйрел не обманывал себя мыслью, что умолчание отца на этот счет означает согласие с его выбором. Это было больше похоже на покров молчания скрывающий какой-то план.
В конце концов, один раз отец уже пытался заставить врачей отключить систему жизнеобеспечения Майлза, когда тот был еще в маточном репликаторе, прямо перед тем, как знакомый им Барраяр расколол мятеж Фордариана. Он не видел в Майлзе Форкосигана, и не испытывал никаких угрызений совести от желания его устранить. Эйрел сделает все что угодно, чтобы защитить своего первенца, будет охранять Майлза до самого своего последнего вздоха.
Даже от родного деда Майлза.
Вот почему Эйрел вписал еще одну задачу в список забот Саймона - не сводить глаз с графа Форкосигана.
Конечно, он хотел бы, чтобы они с отцом преодолели это ледяное отчуждение между ними. Корделия как-то в разговоре метафорически назвала их двоих "непреодолимая сила и несокрушимое препятствие" (и Эйрелу хватило ума не уточнять, кто в этой метафоре кто). Они никогда не были слишком близки, но они одни остались друг у друга - последние двое мужчин одного Дома.
С самого рождения Майлза граф Петр не хотел иметь с ним ничего общего, и это больно уязвляло Эйрела. Состояние сына вообще было для него вопросом болезненным - и еще более болезненным потому, что это он был виноват в случившемся с Майлзом, потому что был недостаточно осторожен.
Его отец называл Майлза мутантом, ужасным финалом, к которому пришли Форкосиганы. Когда Корделия еще носила его долгожданного внука, он был с ней мил и любезен, и когда казалось, что она теряет этого долгожданного ребенка - тоже, но он так и не смог понять ее отказа смириться с поражением. В этом было нечто вроде мрачной иронии, ведь его отец был знаменит именно своей несгибаемостью и нежеланием сдаваться. Эйрел с Корделией надеялись за пределами всяческой надежды - но новорожденный Майлз все же представлял собой довольно печальное зрелище: одни кости - скрученные и сросшиеся, другие - такие хрупкие, что могли сломаться от одного касания. И гнев Петра при виде этого зрелища в конечном итоге привел их к нынешнему состоянию ледяной вежливости.
Они дважды пытались наладить отношения, но... Майлз все так же оставался инвалидом, гнев Петра по-прежнему не утихал, а Корделия, как и раньше, не могла понять реакции графа. И Эйрел так и не видел способа все уладить. Требовалось время и терпение, много и того и другого, а их-то как раз сейчас не хватало. Эйрел сперва подумал, что пустота и тишина в родовом особняке заставят графа переменить свое мнение, но теперь, оглядываясь назад, он видел, что допустил тактическую ошибку, надавив излишне сильно.
Порой ему казалось, что переменить нынешнее положение дел может только чудо.
***
Регент Барраяра похудел на пять фунтов.
Это было резонно, поскольку вот уже три недели он пренебрегал обедом ради того, чтобы в это время быть с сыном на уроках плавания. Спустя пять лет после рождения Майлзу наконец сняли спинальный корсет, и его подвижность больше ничем не была ограничена. Доктор предположил, что отличной формой физической нагрузки для мальчика с такими - по-прежнему - хрупкими костями станет плавание, дополнительными плюсами которого будет отсутствие травмоопасных ударных нагрузок. Майлз принял воду как рыба, плавая и плескаясь со всем энтузиазмом. Что еще важней, здесь он мог соревноваться на равных со сверстниками, такими, как Айвен. Выглядел он все еще разительно отлично от кузена, почти карликом, но это зрелище было не столь тяжким, как вид пятилетки, который не может двигаться как все прочие дети.
Эйрел был совсем не против заменить торопливый дневной перекус на час или около того плавания. Это того стоило: смотреть, как его сын двигается с легкостью, шутливо и очень осторожно бороться с ним или плавать вместе с Майлзом, уцепившимся за его широкие плечи. Эйрел любил своего сына больше, чем мог когда-либо вообразить, но знал, что тот никогда не сможет заниматься теми видами физической активности, в которых сам Эйрел был особенно хорош: например, рукопашным боем. В бассейне случилось несколько пугающих моментов, например, когда Майлз пытался прыгать с бортика на глубину, но они это пережили. Эйрел понемногу уверялся, что подобные мгновения ужаса, когда сердце останавливается - неизбежная часть любой родительской доли. Интересно, испытывал ли когда-нибудь его собственный отец эту смесь гордости и страха за своих сыновей? Порой ему так не хватало возможности разделить этот опыт со своим отцом. Тот мог бы гордиться внуком. И сыном.
Самое лучшее время наступало в конце, когда Эйрел с Майлзом просто плавали несколько минут в тихом бассейне. В это время Эйрел почти что забывал об охране поблизости, ощущал, что они здесь вдвоем - отец и сын. Со снятием корсета Майлз сменил свою беспрестанную болтовню на почти постоянную молчаливость, и Эйрел даже удивился, услышав его голос:
- Пап, а где ты учился плавать?
Эйрел вспомнил длинное озеро в Форкосиган-Сюрло, прыжки с причала в холодную воду и плавание, пока губы не посинеют, и тогда отцовские оруженосцы принимались тянуть соломинку, кому из них лезть в воду и вытаскивать мальчишек на берег. Во всех этих воспоминаниях с Эйрелом был его брат, который плавал с ним рядом, или наперегонки, а то и пытался его утопить.
- В Округе, - ответил он после секундной паузы.
- А как там? Как здесь?
Эйрел оглядел бассейн: стерильное помещение, теплая вода, двери в раздевалку.
- Нет, - произнес он медленно, - там все совсем другое. Например, там холоднее. Но озеро в Форкосиган-Сюрло - прекрасное место для плавания.
- Вот бы мне там поплавать, - поделился Майлз, когда они, развернувшись, поплыли к лесенке. - Я бы мог посмотреть на Округ!
- Возможно, скоро это получится, - подумав, признал Эйрел. Он уже почти успел снова задуматься о работе, о двадцати одном деле, ждавшем его на столе к обеденному перерыву. Он был почти уверен, что какие-то из этих проблем породят еще и новые. Однако в глубине его разума уже зажглась картинка того, как он с Майлзом плавает в озере, как Майлз прыгает в воду с причала...
Возможно, настало время для еще одной попытки.