читать дальше
Я тучка-тучка-тучка,
Что ночует на груди утеса,
Подсвеченная закатным солнцем;
Я вовсе не гем-лорд!
Что ночует на груди утеса,
Подсвеченная закатным солнцем;
Я вовсе не гем-лорд!
Скажете, не слишком удачная маскировка? Соглашусь. Мой воздушный шар, раскрашенными цветами заходящего солнца, беспомощно притворялся тучкой, тогда как я, отпрыск клана Рау в фамильных одеждах, хоть и не был заметен на фоне обивки шара, не мог не признать, что лететь над барраярской территорией в дождливую погоду – не самая удачная мысль. Уверен, что идея выдать себя за метеорологический объект (в крайнем случае, зонд), оказалась бы блестящей при солнечной погоде, однако и умнейшие из нас ошибаются. Что же говорить обо мне, когда даже дядюшка, гем-полковник Рау, предупреждал «Используй свою неординарную фантазию только в той деятельности, к которой склонен больше всего», намекая, конечно же, на мои таланты в стихосложении. Он же, глядя на разведывательное сооружение, состоящее из меня и воздушного шара (тогда еще военного образца, защитного цвета), заметил «Ты не слишком похож на зонд, милый Хенн». Тогда-то моим умом и завладела фантазия перекрасить шар в цвета заката (и мои фамильные). Которая, судя по обилию вокруг барраярских «Шершней», - легких, маневренных истребителей, - оказалась неудачной. К тому же, у шара заклинило клапан, поэтому самостоятельно снизиться, чтобы попасть в воздушный поток, погнавший бы меня на нашу территорию, я был не в состоянии.
- Дядя Ренн, - шептал я в рацию, - пожалуйста, дай залп по моему шару!
- Но, Хенн, - голос дядюшки был искажен, однако в нем легко читалось осуждение, - если залп будет слишком силен, твое летательное средство испортится, и ты камнем падешь вниз.
- Но иначе эти барраярцы откроют огонь прямо по мне! – со стыдом признаюсь, в моем голосе были слышны нотки паники. - Одно дело - пасть смертью храбрых на поле боя, взяв с собой полудюжину врагов, другое – оказаться расстрелянным, даже не получив возможность оказать сопротивление! И не в самый триумфальный момент своей воинской карьеры… - пожалуйста, дядя!
- Ну хорошо, - сдался гем-полковник, отличающийся мягкосердечием, когда дело касалось его любимого племянника.
Через пару мгновений луч пневмопушки (дальний, поэтому слишком слабый, чтобы повредить защитное поле истребителей, но достаточный для необходимых мне целей) пробил покрышку шара, я мгновенно снизился и наконец-то полетел в нужном направлении. Истребители отстали, видимо, не ожидая, что мой маневр увенчается успехом.
Я был спасен!
Незначительные ушибы при посадке были с лихвой оплачены последующим нежным вниманием дядюшки, который только мягко пожурил меня за самодеятельность, ибо облегчение его, что я вернулся почти невредимым, было слишком большим...