"На крышах Форбарр-Султаны шафранный закат померк..."
Название: "Земля Анны"
Автор: lalait
Рейтинг: гет, PG. Лирика и юмор.
Пейринг: Айвен/OFP.
читать дальше*
Первый тревожный сигнал прозвучал в середине зимы.
Самое странное, что тихая, светлая тоска, сопровождавшая его, как аромат дорогого одеколона, была слышна и очевидна каждому, кто встречал Айвена в последние несколько месяцев. Но лишь на Зимнепразднике в доме Форкосиганов, где собрались только друзья и близкие, в поздний час, когда веселый хмель стал улетучиваться из голов, но еще оставлял языки развязанными, а взгляд незамыленным, свежим, Катерина положила теплую ладонь на плечо мужа, повела темной бровью и, первая из всех, спросила:
- Майлз, а что это с твоим кузеном последнее время стряслось?
Сколько раз ему задали этот вопрос в последующие несколько недель, Майлз старался не вспоминать – бледнел и закатывал глаза. А тогда, праздничной ночью, он отставил едва начатый бокал яблочного вина, удивленно поглядел на жену и задумался. А что, собственно, может случиться с «этим болваном Айвеном»? Здоров, красив, моложав, в карьере полный порядок, в квартире уютно, как в казарме: чисто, тепло и без всяких там детей и женщин…
Без женщин. Да.
Майлз вдруг с ужасом понял, что с минувшей весны, когда Айвен в очередной раз получил букетом роз по лицу от своей последней пассии – кажется, актрисы, - в доме кузена, действительно, не водилось женщин. А еще не стало самого Айвена – на вечеринках и веселых попойках офицерского состава Генштаба, на приемах, кроме официальных и дворцовых, в светской хронике, досужих сплетнях и пошлых анекдотах столицы. Это было странно. Очень странно.
Майлз пожал плечами, отвечая беззаботной улыбкой на вопрос жены: ерунда, это же Айвен. Но в последующие недели присмотрелся к кузену повнимательнее. И, мягко говоря, обомлел.
Куда, интересно этот странный, красивый офицер, с седеющими висками и мудростью трех десятков лет честной службы в глазах, дел любимца дам и публики, вечное горе своей достойнейшей матушки «этого болвана Айвена»?
До того момента Майлз почему-то не задумывался, что они с Айвеном, вообще-то, ровесники, и если уж он сам себя давненько не чувствует мальчишкой, то и кузену, должно быть, время повзрослеть. Чай, сорок пять – уже не тридцать. Да вот только к внезапности этого взросления Майлз оказался не готов. Братец разом вдруг стал спокойным, умным, уравновешенным, подтянутым, но без малейшего выпендрежа, всегда трезвым как стеклышко, рассудительным, осведомленным и взял манеру приятно, тонко улыбаться.
Это вообще не вязалось с привычной картиной мира. Под твердой рукой леди Форпатрил, конечно, случались и не такие чудеса, но она, бедняжка, видимо, успела уже смириться с тем, что сын совершенно безнадежен, привычно ругалась, воспитывала, знакомила с любыми, сколь-нибудь достойными, на ее взгляд, невестами. Впрочем, в последние десять лет и матримониальные планы умерились и сошли на нет.
Через несколько дней после Зимнепраздника она явилась в дом Форкосиганов без предупреждения, в сопровождении одного только неизменного Иллиана, и решительно прошагала в кабинет Майлза, властно отодвинув со своего пути оруженосцев.
- Вот! – на стол легла маленькая фотокарточка. – Вот. Майлз. Ты ведь все знаешь, не отпирайся. Ты всегда все знаешь об Айвене. Кто это? кто это, черт тебя побери, почему ее фото лежит в кармане мундира моего сына?!
- Тетя Элис, вы же не выкрали это из личных бумаг Айвена?
Мир стремительно вставал на уши. Воспитаннейшая, чинная леди Форпатрил!..
- Конечно, нет, Майлз, - уязвлено фыкнула леди. – Я сделала себе копию!
Форкосиган взялся за голову и налил себе вина:
- Я понятия не имею, кто это, тетя Элис. Первый раз вижу. Честно.
Пауза затягивалась, возмущение стремительно сменялось глубокой растерянностью на лице пожилой женщины. Видеть это было странно и как-то горько.
- Я могу тебе точно сказать, - вдруг отозвался ее невозмутимый спутник, всю жизнь спасавший целую империю от странных ситуаций, и совершенно не переносивший, когда эта конкретная женщина становилась грустной и тихой. – Вспомнил. Я недавно видел у Аллегре. Это Анна Форвользе, ее отец, полковник Кайл Форвользе, - правая рука вице-короля Зергияра.
- Форвользе? – растеряно переспросила леди Элис. – А почему я ничего о нем толком не слышала?
- А он вдовец, - еле заметно усмехнулся Саймон. – И сестер у него нет, и матушки, и невесток. Откуда же тебе о нем знать. А особняк…
- Вследствие фатальной невезучести семейства он сдал столичный особняк внаем. Это я знаю, - чуть раздраженно отозвалась леди. – Был приличный повод для скандальных шепотков. Сдал после смерти жены и уехал к месту службы, да, но.. постой. Его дочка ведь была совсем крошка тогда…
- Новорожденная.
- Так ей же сейчас…
- Семнадцать.
- Черт, черт! Айвен, болван…Что же мне делать?.. – женщина посмотрела, странно беспомощно и жалобно для леди Форпатрил, в глаза Иллиану, и внезапно смущенный Майлз, ни разу еще не бывший свидетелем таких вот очень личных моментов этой странной пары, постарался слиться со своим креслом.
- Элис, - мягко сказал Саймон, и у Майлза от этого бархатного «Элис» заалели уши. – Ты всегда старалась сделать все, как лучше для сына. Но сейчас оставь его. Просто оставь.
Леди Форпатрил вздохнула, прижимая руки к груди, и с искренней мукой поглядела на Майлза:
- Пожалуйста, милый, поговори с ним. Если он наконец-то влюбился… В такую юную леди... Бедный мой сын. Зря он летал на Загияр тогда... Ой, зря…
* * *
На Зергияре Айвен оказался прошлой зимой, чуть больше года назад. Привез Эйрелу Форкосигану какие-то страшно секретные бумаги от Грегора. Вообще-то, сам напросился лететь, потому что тишь да гладь Генштаба, благополучная семейственность большинства друзей юности и собственная полная неустроенность в очередной раз вогнали его в тоску. Развеяться толком не удалось: Зергияр, под твердой рукой Эйрела, уверенно набирал силу, развивался, тамошнее – весьма относительно «высшее» - общество, под прекрасными глазами Корделии, было куда свободнее и приятнее барраярского, но людей на планете было еще очень мало. Служить в колонию ехали неохотно и, если бы не авторитет Форкосигана, многие не задерживались бы там дольше необходимого. Кроме того, здесь предпочитали работать, а не веселиться: реалии располагали тратить каждую свободную минуту с пользой. Айвен узрел несколько вице-королевских приемов, скромных, хотя и очень милых, а тот единственный бал, на который он, в конце концов, угодил, бесповоротно сломал ему жизнь.
Это как бомба с часовым механизмом. Или смертельный вирус. Отсчет уже начат, и то, что ты понятия не имеешь о его начале, ничего не может изменить. Ты обречен, несчастный. Посылай проклятия небесам, беги, прячься, лги себе – медленный яд неизбежности нежно проникнет в каждую пядь твоего существа.
А в тот вечер, синий, теплый зергиярский зимний вечер, ничто не предвещало беды. Старый сослуживец графа Форкосигана, Кайл Форвользе, устроил довольно большой, по меркам колонии, праздник по случаю именин обожаемой единственной дочери. Девушке исполнялось семнадцать, ей хотелось танцевать и веселиться, отец отказать не смог. Действительно, как тут откажешь? Но местная молодежь, в основном, ученые, исследователи, экономисты и промышленники, - не форы, более того, немалой частью, комаррцы! – никакого доверия у истинного барраярца не вызывали. Фанатично любимая дочь стоила куда лучшего, куда большего, и поэтому гости допускались на праздник только по личной протекции Корделии Форкосиган, а молодежь была хорошенько разбавлена представителями старших поколений: сослуживцами Кайла, ближайшими помощниками Эйрела, группой чопорных форских кумушек, чьих мужей по какой-то недоброй причине унесло с родного Барраяра, и Айвеном.
Форвользе принял его тепло (о, наслышан, лорд Форпатрил, весьма наслышан! прямо из столицы, верно?), с превеликим удовольствием посмаковал последние штабные сплетни, коих у Айвена было в достатке, и мягко, но настойчиво попросил господина капитана, на правах именитого столичного гостя, присмотреть за дочерью в этот вечер. Не может же сам старик от нее ни на шаг не отходить, правда? Неловко будет, да и она обидится, а вот если такой достойный, зрелый и разумный джентльмен, как Айвен…
Айвену было настолько скучно, что уже почти все равно. Он в душе позабавился предлагаемой ролью добропорядочного дядюшки, и согласился.
Где-то на Небесах, в которые он никогда не верил, кто-то нажал на курок. Неспешная – а куда спешить, у Небес впереди вечность, - пуля устремилась к цели, с ленцой уверенного в себе усталого хищника.
Юная Анна Форвользе сухо поприветствовала столичного гостя, давая понять, что отцовский замысел ею раскушен, как каленый орешек. И тут же умчалась вальсировать с прыщавым сыном видного промышленника: все равно, мол, мой праздник, и делаю, что хочу! Айвен покачал головой, уверил почтеннейшего Кайла, что чести и здоровью его дочери ничто не угрожает, покуда он, Айвен, рядом, и впервые в жизни почувствовал себя… старым. Девушка ласково, мелодично смеялась, шумели вокруг нее стайкой немногочисленные подруги. Юноши и молодые люди хорохорились и петушились перед такими редкими на этой планете невестами. Капитан Генштаба маячил за их спинами, чужой и никому не интересный.
На Барраяре это было бы немыслимо: благодаря светской известности, родственным связям, чину, консервативным нравам, он всегда был завидным женихом. И темы для бесед с юными леди и с молодыми дамами находил ненавязчиво и легко: сплетни, новости, любезности, лирика… Здесь, на суровом полудиком Зергияре, все это утрачивало смысл, обнажая такую простую и такую неочевидную дотоле правду: был ты, Айвен, всю жизнь «этот болван», а теперь стал «этот старый болван»… Чем не повод для глубокой тоски на остаток провинциального праздника?
Спасли его рассудок – и всю его жизнь, как выяснилось много позже, – два офицера с боевых крейсеров, приписанных к зергиярской военной базе. Айвен был с ними шапочно знаком по ходу службы, хотя имен не вспомнил бы и под пыткой. Но в тот момент обрадовался, как старым друзьям: хоть поболтать с кем-то от души, право слово! Тема нашлась благодатнейшая: одного из офицеров переводили в дипмиссию на Земле. Форпатрил тут же вспомнил опыт собственной службы там, и беседа завязалась с пол-оборота. Рассказывать Айвен любил и умел.
- И непременно, непременно постарайтесь выбраться в Лондонские музеи. Вся история старого человечества видна, как на ладони! Там есть воистину удивительные вещи, скажем, корабли древности, те, которые плавали по земным океанам. Вы подумайте, друзья, на них войны велись, сражения, как сейчас мы ведем сражения на своих кораблях. Потрясающе, просто потрясающе и невероятно. Там также есть экспозиция о великих полководцах того времени, и один из адмиралов мне здорово напомнил нашего уважаемого вице-короля, – Айвен ехидно указал глазами на дальний угол зала, где устроилось старшее поколение во главе с хозяином дома, Корделией и Эйрелом Форкосиганом. Офицеры понимающе похихикали. – Нельсон, кажется... Да, Нельсон. Ему принадлежит это легендарное высказывание о молодых излишне горячих офицерах, ну, помните: «Не знаю, какое впечатление они произведут на врага, но меня они пугают». Прекрасный стратег, да…
Неспешная небесная пуля безошибочно нашла свою цель, вонзилась в обреченного вышней волей.
Из-за плеча одного из офицеров на него смотрели насмешливые девичьи глаза. Красивые, сочувственные и беспощадные в то же время. Их обладательница прищурилась, фыркнула и негромко – только для троих мужчин – изрекла:
- Это высказывание принадлежит лорду Веллингтону, полководцу британской армии в девятнадцатом веке Старой Земли. Ума не приложу, как вы могли спутать его с адмиралом Нельсоном, господин капитан. Похожи они исключительно девятнадцатым веком и Британией. А в остальном, могу вам сказать, что Нельсон был невыносимым, жестоким и мрачным типом. Настолько, что на его похороны добровольно идти никто не хотел. Не думаю, что стоит сравнивать его с нашим прекрасным вице-королем.
- Я… я… - пробормотал Айвен, когда снова обрел дар речи. – Я имел в виду тактические таланты. И.. эээ..
- А единственным существенным вкладом Нельсона в тактику ведения боя был отказ от системы боя линейного и переход на активные маневры. Для того незапамятного времени, конечно, прорыв.
Лучше бы выстрелила из нейробластера в голову, право слово.
Офицеры, еле-еле скрывая хохот и изумление, быстро откланялись, воспользовавшись совершенно нелепыми поводами. Кончено, сделали они это только чтобы не смущать Айвена. И как фора, и как товарища, и как старшего по званию. Анна Форвользе проводила их взглядом, видимо, осознала свою крайнюю бестактность, густо покраснела и виновато прошептала:
- Извините меня, лорд Айвен…
Спасаясь от смущения, шустро юркнула в кружок потерявших ее подружек, и через несколько минут, уже снова мелодично смеялась чему-то.
Ах, юность, юность…
Он уехал оттуда под утро, а вечером улетел на Барраяр. Офицеры были неболтливы, в отличие от столичных сплетников, поэтому никто ему не припомнил досадный инцидент на балу. В столице за такое хвастовство и за то, что сопливая девочка поймала старшего офицера на некомпетентности и желании покрасоваться, засмеяли бы стремительно и страшно. А здесь все осталось в тайне. Отлично. Дела завершены, добрый путь, здравствуй, Форбарр-Султан.
Небесная пуля добралась наконец-то до сердца и разворотила его в кашу ровно через три дня.
Айвен сидел в кают-компании межпланетного челнока и раскапывал все архивы по военной истории Земли, доступные бортовому компьютеру. Дурацкий адмирал Нельсон не давал ему покоя, требуя отчего-то немедленно отыскать тысячу доводов в свою пользу, обелить великое (наверное) имя перед историей и юной леди из дальней колонии. Дорога домой пролетела мгновенно, хотя каждый отдельный день был мучительным и трудным: столько он не усердствовал, не искал и не зубрил даже в Военной академии. Да куда там Военной академии! Образ одноглазого адмирала складывался по крупицам, день за днем набираясь подробностей и деталей. Он преследовал Айвена с неуклонностью и навязчивостью маньяка.
Но это было не самое страшное.
Хуже были ночи.
По ночам он снова видел ее. Просыпался утром и тупо пялился в потолок, боясь понимать, что такое с ним случилось на самом деле. Ему никогда в жизни не снились такие сны – будто сплошная тихая, как осенний туман, нежность. Такая же седая и безбрежная. Такая же обреченная.
Наверное, он никогда по-настоящему не любил. И совершенно точно, он никогда не любил некрасивых и рыжих.
Собирая в памяти в единое целое черточки ее лица, он знал, что она некрасива. Милая и хорошенькая – но не больше – потому что все девушки в семнадцать лет милы и симпатичны, если природа хоть сколько-нибудь справедлива к ним.
А еще она была рыжая. Медно-рыжая, как клены далекой Старой Земли по осени. Ее аккуратный носик усеивали солнечные пятнышки веснушек. И у нее были серые глаза. Штормовые, непогожие, сумрачные, как небо над островом Кайрил.
Эти глаза совсем лишили Айвена покоя.
И окончательно вогнали в тяжелую, затяжную хандру.
Небесная пуля беспокойно ворочалась во в клочья разорванном сердце.
Он вернулся в Форбарр-Султан, доложился начальству, получил законный выходной – отдохнуть и отоспаться с дороги – и сутки провел за рабочим столом.
Это было самое страшное и самое трудное письмо в жизни Айвена.
Он писал его двадцать часов. В тридцати семи вариантах. Извел пачку почтовой бумаги и даже не подумал взяться за клавиатуру компьютера. Бумага была теплой, шершавой, чернила впитывались в нее, как живые, и ни одно удобное электронное устройство не в силах было воспринять ни жар его рук, ни нежность тщательно выводимых затейливых завитков букв, ни мучительность каторжного труда, имя которому было адмирал Горацио Нельсон.
Письмо было закончено к рассвету. Оно состояло из тридцати слов.
«Досточтимая леди Анна!
В защиту адмирала Нельсона имею напомнить вам битвы при Сан-Винсенти и Абукире. Согласитесь, что при всей личностной непривлекательности, справедливо указанной Вами, личное мужество и тактический гений адмирала отрицать невозможно.
С неизменным уважением, Айвен Форпатрил».
Он заклеил курьерский пакет, вызвал посыльного и, едва затворив за ним двери, упал на кровать и наконец-то уснул без мыслей и сновидений. Страшно опоздал на службу, но выкрутился, сославшись на сильное недомогание от последствий непривычного зергиярского климата.
Он спал спокойно целых двенадцать ночей.
А потом сонный курьер межпланетного управления связи поймал его за рукав кителя в просторном коридоре Генштаба и сунул в руки конверт.
Это было письмо от Анны.
Айвен заперся в кабинете, распечатал пакет, четыре раза перечитал неровные строчки.
Их было одиннадцать.
Пятьдесят одно слово.
Он ушел со службы пораньше и вглухую напился в ближайшем офицерском баре.
Следующее письмо занимало уже полный лист, состояло из тридцати пяти строчек, ста восьмидесяти слов и подробной собственноручной схемы древней земной битвы при Ватерлоо. Оно оправилось на Зергияр через два дня, а через три капитан Генштаба Айвен Форпатрил навсегда бросил пить, расстался с любовницей и потряс непосредственное начальство весьма дельным и свежим предложением касательно реорганизации военного присутствия на Комарре.
Следующее письмо от Анны пришло через две недели, содержало два полных листа, и о полководцах старой Земли из них был только один.
Айвен закачал на свой домашний терминал полную библиотеку Комаррского университета, и ударился в географию и ботанику, потому что иных способов рассказать Анне о Барраяре, который она совсем не помнила и с рождения больше не посещала, не придумал.
Грегор, выкроивший время на «поболтать» примерно месяца через полтора после возвращения Айвена из командировки, пал следующей жертвой глубочайшего шока. Он умудрился, между прочим, за чашкой чая с пирожными, спросить друга детства: ну и как там Зергияр? Столько он, император трех планет, про собственную колонию, определенно, в жизни не слышал. Грегор задумчиво улыбнулся, разглядывая приятеля, и предложил слетать на Зергияр еще раз. Приближался День рождения графини Форкосиган и, помимо официальных поздравлений вице-королеве от императора, нужно будет доставить и более личные и теплые – от Грегора Корделии, которая его вырастила как сына. Доверенный посланник вовсе не повредит. Айвен помедлил всего пару секунд - и согласился.
Так он оказался на Зергияре второй раз за год. Летом.
Скромного приема в резиденции вице-короля он ждал со странным, мучительным томлением. Он не сообщил Анне, что прилетает. Он хотел увидеть ее еще раз. Только один раз.
Когда тебе сорок шесть, а объекту всех твоих мыслей, каждой минуты, свободной от дел и службы, семнадцать, то само собой, без объяснений и рассуждений, становится ясно и очевидно, что все это только миг. Короткий, пронзительно-нежный, как последнее осеннее солнце.
Анна, конечно, прибыла, сопровождаемая графом Кайлом. Она подошла поприветствовать и поздравить хозяйку праздника, сердечно улыбнулась Корделии, передавая шкатулку с подарком. Потом ее взгляд скользнул поверх плеча вице-королевы и уперся в Айвена…
Прекрасные штормовые глаза распахнулись - Айвен полжизни отдал бы за то, чтобы не ошибиться – удивленно и радостно.
Вежливо поздоровались, разошлись. Он считал про себя до ста, рассеянно и невпопад отвечая в разговоре Эйрелу и Корделии, следил за танцующими парами. Потом сосчитал еще раз – до двухсот, оборвал сам себя где-то на семидесяти, выругал последними словами за трусость и глупость – и решительно пересек залу, оттирая плечом очередного юного претендента на следующий танец леди Анны.
- Вы не окажете мне честь?
Она подала ему руку, не поднимая глаз, и он впервые в жизни коснулся ее маленькой изящной ладошки, затянутой в белую ажурную перчатку. Это было ценнее, интимнее и волнительнее всего, что он когда-либо испытывал, прикасаясь к женщине.
Вальс пролетел, как три вздоха, музыка стихла, и настал тот момент, когда ему пришлось отпустить ее из своих рук. Айвен раскланялся, отошел к остальным гостям и почувствовал себя невероятно одиноким и усталым. Беседы показались скучными, вино слишком теплым, музыка громкой, свет тусклым.
Он извинился перед Корделией и выбрался на маленькую, безлюдную террасу. Ночь над Зергияром набирала силу, звезды здесь казались огромными и яркими, и тревожно, тонко пахло незнакомыми цветами. Айвен разглядывал далекий лес и светлую полоску недавнего заката над кронами деревьев, и думал о том, что уже никогда не сможет спокойно слышать о Зергияре. Полудикая колония, чужая проблема, имперская амбиция Барраяра, важный военный плацдарм, стратегический объект в сети пвп-туннелей, богатейшая ресурсная база… Все это больше не имело никакого смысла. И ничто не имело, кроме одной-единственной встречи.
Одной-единственной женщины.
Зергияр отныне для него навсегда – это земля Анны.
Но у кого-то там наверху были свои планы на сегодняшнюю ночь, и печальный, задумчивый капитан Форпатрил в них не входил совершенно. Наверное, поэтому через час на террасе его нашла Анна. Смущенно улыбнулась, осторожно, бочком приблизившись к замершему от неверия в собственное счастье Айвену.
- Там стало так шумно и душно.. Ну, внутри… Лорд Айвен… Вы писали мне в последнем письме…
Она была потрясающая.
Ее волосы пахли фрезиями, улыбка была простой и честной, а штормовые глаза - удивительно, неповторимо ласковыми и теплыми.
С ней было интересно разговаривать.
С ней было хорошо стоять рядом на террасе, облокотившись на резные перила.
С ней было легко смеяться над самим собой, и ей так хорошо, так правильно получалось рассказывать то, о чем никогда и никому еще, кажется, не говорил.
Он вспоминал переделки, в которые влипал с легкой руки кузена Майлза. Она смеялась, когда история выходила глупой или забавной. Она грустила и хмурилась, если сквозь юмор и шутки слышалась боль и тревога, в которой Айвен и сам себе не признавался ни тогда, ни сейчас.
С ней было хорошо. С ней было легко и правильно. Невероятно правильно. Будто целую жизнь он метался по замкнутому лабиринту, а теперь вдруг попал.. Домой. И никуда больше не нужно бежать, потому что…
Бежать. О да, бежать. Закусывать губы, преодолевая немыслимое желание выпустить наружу эту нежность, грозящую сердце разорвать изнутри (да сколько же можно раз?), и прижаться губами к этой тонкой кисти под белым кружевом перчатки.
Когда небо стало сиреневым и синим, поднялся теплый влажный ветер, растрепал рыжие прядки, выпавшие у Анны из прически, на террасу ввалился граф Кайл, бледный от гнева и беспокойства. Увидел дочь и Айвена, схватился с облегчением за сердце и принялся всячески благодарить «достойнейшего господина капитана» за то, что присмотрел за несмышленой девочкой. А то он, отец, подумал, было дурное, перепугался, когда обнаружил пропажу. Ну, знаете, эта уж молодежь! И полная планета комаррцев. И бетанская делегация вчера прибыла. Ужас.
Айвен любезно улыбался, кивал, глядя вслед тонкой рыжеволосой фигурке, быстро увлекаемой отцом по парадной лестнице вниз, к машине, и ему очень хотелось придушить любезного графа Кайла. Конечно, он ни в чем не виноват, но на Старой Земле даже гонцов, принесших дурные вести, бывало, убивали. А Кайл Форвользе уводил от него Анну. Айвен точно знал – навсегда. Он смотрел ей вслед, пока дверца машины не захлопнулась, пряча от глаз светлый силуэт.
Корделия Форкосиган подошла к нему, неслышно ступая босыми ногами по мозаичному полу – к семидесяти годам ноги изрядно устают от бальных туфель за ночь – и тронула за плечо.
- Айвен, быть может, ты приедешь к нам и на Зимнепраздник? Если захочешь, мы были бы рады, и…
Он обернулся к ней, сжал сухую морщинистую ладонь, устало посмотрел во все еще прекрасные, мудрые глаза.
- Нет. Нет…
Он ответил совсем на другой вопрос, задать который вслух ей никогда бы не позволили ни мудрость, ни милосердие.
- Дип-челнок уходит вечером.
- Я знаю. Спасибо, тебя Корделия. За... все.
Она дотянулась и поцеловала его в лоб.
Неуютно оглядываясь и чувствуя себя напроказившим мальчишкой, Айвен увез с Зергияра белую кружевную перчатку. Анна забыла ее на перилах террасы.
Он вернулся домой, постарался влиться в привычную – хотя и порядком поменявшуюся с минувшей весны - жизнь. Он писал Анне письма, которые даже не собирался отправлять. Но не писать не мог: разговаривать с ней, обсуждать что-то и чем-то делиться стало такой же насущной необходимостью, как еда или сон. Письмами полнился ящик рабочего стола. Выбрасывать их он не мог тоже – ведь на каждом листе стояло ее имя.
Анна. Анна. Анна…
Прошло два месяца, и Айвен приспособился затыкать ноющую дыру на месте сердца тонкой девичьей перчаткой. Если носить ее непрерывно во внутреннем кармане кителя, выходило даже сносно пережить долгий день. И еще один. И еще.
Он привыкал жить без ее ответов на свои письма, без слов доверия и поддержки, без улыбок и наивных бед, без ее неровного почерка, без запаха духов на потертой бумаге, без случайных следов тонкого пальчика, попавшего в чернильную лужицу, на уголке листа.
Нужно было прекратить это все, пока не стало слишком поздно. Пока разлука и безнадежность еще не стали синонимами сумасшествия и конца света. Ведь с самого начало было ясно, что он не пара Анне Форвользе. Уже лет пятнадцать, а то и двадцать как нет.
Он почти научился с этим жить. Потому что человек рано или поздно может привыкнуть к чему угодно. Хоть хорошему, хоть дурному. Стал молчаливым, задумчивым и редко смеялся, даже над любимыми когда-то глупыми сплетнями и светскими анекдотами. Но он почти справился. Почти.
А потом из рабочего стола пропали письма. Все.
Айвен вытряс душу из горничной и кухарки, пытливо заглядывал матери в глаза, но следов пропажи найти не удалось.
Три дня он мало что не бегал по стенам, кидаясь на ни в чем не повинных окружающих. На четвертый день страшно недовольный королевский курьер, только что прилетевший из колонии, вручил почти невменяемому капитану Генштаба увесистый плотно набитый конверт.
«Я знаю, что не должна бы писать вам, - торопливые, нервные строчки на маленьком клочке бумаги не умещались, сползали, загибаясь книзу. – Простите. Кажется, это сильнее меня. Спасибо вам, милый Айвен, что сжалились над бедной глупой девчонкой. Вчера посыльный принес ваш пакет. Семьдесят два письма! Я перечитывала их всю ночь. Не знаю, нужно ли вам это, хотя письма ваши говорят «да», не знаю, порадуют ли вас они хоть отчасти так, как радостно было мне вчера. Но вот – мои. Их всего лишь сорок три. Простите еще раз.
Анна».
«Милый Айвен». У него впервые в жизни всерьез разболелось сердце.
Мистическое перемещение бумаг из запертого ящика стола на курьерский челнок мгновенно вылетело из головы. Это больше не имело значения.
Дни перестали тянуться, как биопластик по открытой ране, полетели стремительной чередой, насыщенные и полные жизни, а вслед за ними полетели письма – каждый день. Никак иначе – каждый день. Отзвенел Зимнепраздник, и Айвен отослал с последним письмом уходящего года маленький подарок для Анны: правдами и неправдами добытый у Катерины Форсуассон-Форкосиган крохотный саженец клена. Настоящего земного клена. Анне нравилось положительно все земное.
Жизнь натянулась, наладилась, как струна на отлично настроенной гитаре. Айвен крепко шокировал собственную мать, на одном из светских раутов дельно и обоснованно растолковав посланнику комаррской торговой гильдии основы семейного уклада Барраяра и его огромную роль в развитии местной цивилизации. Комаррец впечатлился настолько, что попросил посоветовать ему хоть несколько толковых научных трудов по теме. Айвен слету перечислил штук десять. И отрекомендовал каждый хоть парой слов. Леди Элис окончательно впала в панику, решив, что ее бедный сын нездоров, но законная гордость победила недоумение. Лезть с расспросами она не стала.
Все было хорошо, все было прекрасно до тех пор, пока на Барраяр снова не пришла весна. Айвен несколько недель подряд ломал голову над подарком для Анны по случаю грядущих именин. Восемнадцать лет, шутки ли. Нужно было что-то особенное, что-то… Достойное Анны. И самое сложное – ни в коем случае не недозволенное. Письма письмами, сердце сердцем, но приличия никуда не денешь. Нельзя. И не стоит. Он почти решился прижать в темном углу кузена Майлза и выпытать у него, что тот всегда умудрялся дарить своим женщинам – особенно Катерине – и всегда угадывать. Но вовремя прикусил язык. У Айвена с Анной совершенно не та история, что была у Майлза с Катериной. Совсем, абсолютно не та.
Он был уверен в этом еще целых три дня.
А потом, после тревожного непривычно долгого перерыва, с Зергияра пришло письмо. Короткое, на страничку.
Анна торопливо, зачеркивая слова, ошибаясь и теряя ровную строчку, приносила извинения за вынужденное молчание. Ее душевное состояние больше не позволяло отвечать на письма Айвена с прежней радостью и тщаньем. Ее сильно расстроил отец, пообещавший на следующий день после именин торжественно представить ей будущего жениха. Родовитого, талантливого, воспитанного юношу. Она даже не в силах оказалась запомнить его имени. Простит ли ее «милый Айвен», но слезливых и жалобных писем она писать ему не желает. Она и сама терпеть не может истеричных женщин. Но – это снова сильнее нее…
Он отчетливо помнил табло электронных часов. Час, минуты и день месяца, горевшие на нем ровным бледно-голубым светом. Эта картинка, как выжженная, отпечаталась в его мозгу. До челнока на Зергияр оставалось сорок минут. Последнего челнока, что успеет на колонию до того, как наступит его, Айвена, личный конец света.
Как он гнал служебный флаейр до космопорта, что за чушь он нес в телефонную трубку, отпрашиваясь у начальства в немедленный отпуск, Айвен после вспомнить не мог. Жизнь стремительно превращалась в дешевый дамский роман, и рыдать или улыбаться над его страницами будут манерные читательницы, от него больше не зависело ни на йоту.
Он успел на челнок, пережил казавшийся бесконечным перелет, упрямо не давая голосу рассудка произнести больше, чем привычное за жизнь «болван Айвен».
Он вытребовал в коспоморте Зергияра самую быструю и надежную машину, домчался до дома Форвользе за несколько минут до полуночи. Растрепанный, раскрасневшийся и почти безумный, ворвался в залитый светом и музыкой праздничный зал. Углядел тоненькую фигурку Анны - в белом, снова в белом – почти что подбежал, не замечая вокруг ничего: ни изумленных лиц, ни ошарашенного графа Кайла, ни разом стихших музыки и голосов. Заглянул в ее глаза, полные слез, огромные, потемневшие, и упал на колени, прижимая к лицу тонкие прохладные девичьи ладони.
В звенящей изумленной тишине его хриплый, измученный голос прозвучал неожиданно уверенно и твердо:
- Анна. Я знаю, что это невозможно. Я знаю, что это полнейший вздор. Но я никогда не прощу себе, если этого не скажу. Я люблю вас, как никого никогда не любил, и уже не полюблю. Будьте моей женой.
Золотые ресницы взметнулись вверх, вслед за ними изумленно взлетели медовые брови. Штормовые глаза засияли так, как сияют северные небеса, встречая первый луч солнца после полярной ночи.
- Конечно, да! – звонко, ликующе, радостно крикнула Анна, запрокинула голову и рассмеялась, глотая хлынувшие слезы.
За ее спиной пожилые чопорные кумушки падали в обморок от столь вопиющей непристойности. В бальной зале, как грохот находящего шторма, нарастал изумленный, скандальный гул. Старый граф Кайл искал по карманам пузырек сердечных пилюль и никак не мог решить, впадать ли ему в ярость и гнев, или срочно посчитать лорда Форпатрила немыслимо удачной, хоть и скандальной донельзя, партией для дочери. Вице-королева Зергияра, Корделия Форкосиган, быстрым, уверенным шагом пересекла зал и на глазах у всей бурлящей толпы сердечно поздравила влюбленных, тем самым беря будущий союз под свою протекцию. А с Корделией, как известно, старался не спорить даже сам Эйрел Форкосиган, великий стратег и политик, ничуть не похожий на древнего земного одноглазого адмирала.
* * *
- Майлз! Во имя всего святого, Майлз! – леди Элис грациозно летела вверх по широкой дворцовой лестнице, лицо ее было встревоженным и несчастным, поэтому императорский аудитор не нашел ничего лучше, чем испугаться и кинуться ей навстречу.
- Тетя Элис, что стряслось? На вас лица нет! Что-то с… - он хотел спросить об Иллиане, но профессионально неприметный экс-шеф СБ чинно, хотя и стремительно, одолел знакомую лестницу и занял привычное ныне место за левым плечом леди Форпатрил.
- С Айвеном! – вместо Майлза закончила Элис. – Что с моим сыном?! И где он?!
Майлз тяжело вздохнул:
- Насколько мне известно, сегодня он должен был уже оказаться на Зергияре. Я понятия не имею, зачем его туда понесло, клянусь честью. Его начальник задает мне этот вопрос каждый божий день. Хорошо, что вы хватились его только сегодня, иначе я выслушивал бы все это в два раза чаще.
- Ты обещал мне еще зимой поговорить с ним!
- Он не слишком жаждал со мной встречаться. Если Айвен считает, что это не мое дело – он в своем праве. Я не знаю, чем вам помочь, тетя Элис. Разве что…
Майлз набрал полную грудь воздуха и решился посмотреть прямо в глаза Саймону Иллиану.
- Простите мою наглость, сэр, но если бы я не служил под вашим началом столько лет… С эйдическим чипом или без, вы…
Иллиан обреченно закатил глаза, тяжело вздохнул и обнял расстроенную женщину сзади за плечи.
- Айвен, действительно, улетел на Зергияр, Элис. Тебе следует связаться с Корделией, но я полагаю, он вернется оттуда с невестой.
- Я сейчас в обморок упаду! – заявила «железная леди» барраярского двора, чем изрядно изумила Майлза. – Айвен! С невестой! Куда катится этот мир! Вы оба что, хотите сказать, что та фотокарточка из его кармана – не случайность?! Что мой старый болван Айвен полетел свататься, вопреки всем правилам и приличиям, сам, да еще и к семнадцатилетней девочке?! Какой скандал! Катастрофа.
- Да, скандал, пожалуй, выйдет изрядный, - неожиданно мягко ответил ей верный спутник, - но ты не должна так переживать. Анна Форвользе – чудесная девушка. Умная, образованная, воспитанная, а главное, она любит твоего невозможного сына…
- Ты что... Ты что, все это время следил за ними обоими?! И ни слова мне не сказал? Поклянись мне сейчас же, что это не так, или я убью тебя своими руками, сбшник!
- Нет, Элис. Конечно, нет, – успокаивающе улыбнулся Саймон Иллиан. - Я уже давно не шеф СБ, и фокусами такими в личных целях не балуюсь.
- Но я все еще прекрасно вскрываю замки, - рассеянно добавил он, помолчав.
На темном вечернем небосводе тускло сиял, отражая свет своей звезды, Зергияр.
Опора и перспектива Барраярской империи.
Дикая, непокорная, богатейшая планета.
Место, внезапно переломавшее жизнь капитану Генштаба Айвену Форпатрилу.
Земля любви и надежды.
Земля Анны.
Заявка*
По заявке: Айвен на старости лет наконец-то нашел любовь всей своей жизни, но...
Автор: lalait
Рейтинг: гет, PG. Лирика и юмор.
Пейринг: Айвен/OFP.
читать дальше*
Первый тревожный сигнал прозвучал в середине зимы.
Самое странное, что тихая, светлая тоска, сопровождавшая его, как аромат дорогого одеколона, была слышна и очевидна каждому, кто встречал Айвена в последние несколько месяцев. Но лишь на Зимнепразднике в доме Форкосиганов, где собрались только друзья и близкие, в поздний час, когда веселый хмель стал улетучиваться из голов, но еще оставлял языки развязанными, а взгляд незамыленным, свежим, Катерина положила теплую ладонь на плечо мужа, повела темной бровью и, первая из всех, спросила:
- Майлз, а что это с твоим кузеном последнее время стряслось?
Сколько раз ему задали этот вопрос в последующие несколько недель, Майлз старался не вспоминать – бледнел и закатывал глаза. А тогда, праздничной ночью, он отставил едва начатый бокал яблочного вина, удивленно поглядел на жену и задумался. А что, собственно, может случиться с «этим болваном Айвеном»? Здоров, красив, моложав, в карьере полный порядок, в квартире уютно, как в казарме: чисто, тепло и без всяких там детей и женщин…
Без женщин. Да.
Майлз вдруг с ужасом понял, что с минувшей весны, когда Айвен в очередной раз получил букетом роз по лицу от своей последней пассии – кажется, актрисы, - в доме кузена, действительно, не водилось женщин. А еще не стало самого Айвена – на вечеринках и веселых попойках офицерского состава Генштаба, на приемах, кроме официальных и дворцовых, в светской хронике, досужих сплетнях и пошлых анекдотах столицы. Это было странно. Очень странно.
Майлз пожал плечами, отвечая беззаботной улыбкой на вопрос жены: ерунда, это же Айвен. Но в последующие недели присмотрелся к кузену повнимательнее. И, мягко говоря, обомлел.
Куда, интересно этот странный, красивый офицер, с седеющими висками и мудростью трех десятков лет честной службы в глазах, дел любимца дам и публики, вечное горе своей достойнейшей матушки «этого болвана Айвена»?
До того момента Майлз почему-то не задумывался, что они с Айвеном, вообще-то, ровесники, и если уж он сам себя давненько не чувствует мальчишкой, то и кузену, должно быть, время повзрослеть. Чай, сорок пять – уже не тридцать. Да вот только к внезапности этого взросления Майлз оказался не готов. Братец разом вдруг стал спокойным, умным, уравновешенным, подтянутым, но без малейшего выпендрежа, всегда трезвым как стеклышко, рассудительным, осведомленным и взял манеру приятно, тонко улыбаться.
Это вообще не вязалось с привычной картиной мира. Под твердой рукой леди Форпатрил, конечно, случались и не такие чудеса, но она, бедняжка, видимо, успела уже смириться с тем, что сын совершенно безнадежен, привычно ругалась, воспитывала, знакомила с любыми, сколь-нибудь достойными, на ее взгляд, невестами. Впрочем, в последние десять лет и матримониальные планы умерились и сошли на нет.
Через несколько дней после Зимнепраздника она явилась в дом Форкосиганов без предупреждения, в сопровождении одного только неизменного Иллиана, и решительно прошагала в кабинет Майлза, властно отодвинув со своего пути оруженосцев.
- Вот! – на стол легла маленькая фотокарточка. – Вот. Майлз. Ты ведь все знаешь, не отпирайся. Ты всегда все знаешь об Айвене. Кто это? кто это, черт тебя побери, почему ее фото лежит в кармане мундира моего сына?!
- Тетя Элис, вы же не выкрали это из личных бумаг Айвена?
Мир стремительно вставал на уши. Воспитаннейшая, чинная леди Форпатрил!..
- Конечно, нет, Майлз, - уязвлено фыкнула леди. – Я сделала себе копию!
Форкосиган взялся за голову и налил себе вина:
- Я понятия не имею, кто это, тетя Элис. Первый раз вижу. Честно.
Пауза затягивалась, возмущение стремительно сменялось глубокой растерянностью на лице пожилой женщины. Видеть это было странно и как-то горько.
- Я могу тебе точно сказать, - вдруг отозвался ее невозмутимый спутник, всю жизнь спасавший целую империю от странных ситуаций, и совершенно не переносивший, когда эта конкретная женщина становилась грустной и тихой. – Вспомнил. Я недавно видел у Аллегре. Это Анна Форвользе, ее отец, полковник Кайл Форвользе, - правая рука вице-короля Зергияра.
- Форвользе? – растеряно переспросила леди Элис. – А почему я ничего о нем толком не слышала?
- А он вдовец, - еле заметно усмехнулся Саймон. – И сестер у него нет, и матушки, и невесток. Откуда же тебе о нем знать. А особняк…
- Вследствие фатальной невезучести семейства он сдал столичный особняк внаем. Это я знаю, - чуть раздраженно отозвалась леди. – Был приличный повод для скандальных шепотков. Сдал после смерти жены и уехал к месту службы, да, но.. постой. Его дочка ведь была совсем крошка тогда…
- Новорожденная.
- Так ей же сейчас…
- Семнадцать.
- Черт, черт! Айвен, болван…Что же мне делать?.. – женщина посмотрела, странно беспомощно и жалобно для леди Форпатрил, в глаза Иллиану, и внезапно смущенный Майлз, ни разу еще не бывший свидетелем таких вот очень личных моментов этой странной пары, постарался слиться со своим креслом.
- Элис, - мягко сказал Саймон, и у Майлза от этого бархатного «Элис» заалели уши. – Ты всегда старалась сделать все, как лучше для сына. Но сейчас оставь его. Просто оставь.
Леди Форпатрил вздохнула, прижимая руки к груди, и с искренней мукой поглядела на Майлза:
- Пожалуйста, милый, поговори с ним. Если он наконец-то влюбился… В такую юную леди... Бедный мой сын. Зря он летал на Загияр тогда... Ой, зря…
* * *
На Зергияре Айвен оказался прошлой зимой, чуть больше года назад. Привез Эйрелу Форкосигану какие-то страшно секретные бумаги от Грегора. Вообще-то, сам напросился лететь, потому что тишь да гладь Генштаба, благополучная семейственность большинства друзей юности и собственная полная неустроенность в очередной раз вогнали его в тоску. Развеяться толком не удалось: Зергияр, под твердой рукой Эйрела, уверенно набирал силу, развивался, тамошнее – весьма относительно «высшее» - общество, под прекрасными глазами Корделии, было куда свободнее и приятнее барраярского, но людей на планете было еще очень мало. Служить в колонию ехали неохотно и, если бы не авторитет Форкосигана, многие не задерживались бы там дольше необходимого. Кроме того, здесь предпочитали работать, а не веселиться: реалии располагали тратить каждую свободную минуту с пользой. Айвен узрел несколько вице-королевских приемов, скромных, хотя и очень милых, а тот единственный бал, на который он, в конце концов, угодил, бесповоротно сломал ему жизнь.
Это как бомба с часовым механизмом. Или смертельный вирус. Отсчет уже начат, и то, что ты понятия не имеешь о его начале, ничего не может изменить. Ты обречен, несчастный. Посылай проклятия небесам, беги, прячься, лги себе – медленный яд неизбежности нежно проникнет в каждую пядь твоего существа.
А в тот вечер, синий, теплый зергиярский зимний вечер, ничто не предвещало беды. Старый сослуживец графа Форкосигана, Кайл Форвользе, устроил довольно большой, по меркам колонии, праздник по случаю именин обожаемой единственной дочери. Девушке исполнялось семнадцать, ей хотелось танцевать и веселиться, отец отказать не смог. Действительно, как тут откажешь? Но местная молодежь, в основном, ученые, исследователи, экономисты и промышленники, - не форы, более того, немалой частью, комаррцы! – никакого доверия у истинного барраярца не вызывали. Фанатично любимая дочь стоила куда лучшего, куда большего, и поэтому гости допускались на праздник только по личной протекции Корделии Форкосиган, а молодежь была хорошенько разбавлена представителями старших поколений: сослуживцами Кайла, ближайшими помощниками Эйрела, группой чопорных форских кумушек, чьих мужей по какой-то недоброй причине унесло с родного Барраяра, и Айвеном.
Форвользе принял его тепло (о, наслышан, лорд Форпатрил, весьма наслышан! прямо из столицы, верно?), с превеликим удовольствием посмаковал последние штабные сплетни, коих у Айвена было в достатке, и мягко, но настойчиво попросил господина капитана, на правах именитого столичного гостя, присмотреть за дочерью в этот вечер. Не может же сам старик от нее ни на шаг не отходить, правда? Неловко будет, да и она обидится, а вот если такой достойный, зрелый и разумный джентльмен, как Айвен…
Айвену было настолько скучно, что уже почти все равно. Он в душе позабавился предлагаемой ролью добропорядочного дядюшки, и согласился.
Где-то на Небесах, в которые он никогда не верил, кто-то нажал на курок. Неспешная – а куда спешить, у Небес впереди вечность, - пуля устремилась к цели, с ленцой уверенного в себе усталого хищника.
Юная Анна Форвользе сухо поприветствовала столичного гостя, давая понять, что отцовский замысел ею раскушен, как каленый орешек. И тут же умчалась вальсировать с прыщавым сыном видного промышленника: все равно, мол, мой праздник, и делаю, что хочу! Айвен покачал головой, уверил почтеннейшего Кайла, что чести и здоровью его дочери ничто не угрожает, покуда он, Айвен, рядом, и впервые в жизни почувствовал себя… старым. Девушка ласково, мелодично смеялась, шумели вокруг нее стайкой немногочисленные подруги. Юноши и молодые люди хорохорились и петушились перед такими редкими на этой планете невестами. Капитан Генштаба маячил за их спинами, чужой и никому не интересный.
На Барраяре это было бы немыслимо: благодаря светской известности, родственным связям, чину, консервативным нравам, он всегда был завидным женихом. И темы для бесед с юными леди и с молодыми дамами находил ненавязчиво и легко: сплетни, новости, любезности, лирика… Здесь, на суровом полудиком Зергияре, все это утрачивало смысл, обнажая такую простую и такую неочевидную дотоле правду: был ты, Айвен, всю жизнь «этот болван», а теперь стал «этот старый болван»… Чем не повод для глубокой тоски на остаток провинциального праздника?
Спасли его рассудок – и всю его жизнь, как выяснилось много позже, – два офицера с боевых крейсеров, приписанных к зергиярской военной базе. Айвен был с ними шапочно знаком по ходу службы, хотя имен не вспомнил бы и под пыткой. Но в тот момент обрадовался, как старым друзьям: хоть поболтать с кем-то от души, право слово! Тема нашлась благодатнейшая: одного из офицеров переводили в дипмиссию на Земле. Форпатрил тут же вспомнил опыт собственной службы там, и беседа завязалась с пол-оборота. Рассказывать Айвен любил и умел.
- И непременно, непременно постарайтесь выбраться в Лондонские музеи. Вся история старого человечества видна, как на ладони! Там есть воистину удивительные вещи, скажем, корабли древности, те, которые плавали по земным океанам. Вы подумайте, друзья, на них войны велись, сражения, как сейчас мы ведем сражения на своих кораблях. Потрясающе, просто потрясающе и невероятно. Там также есть экспозиция о великих полководцах того времени, и один из адмиралов мне здорово напомнил нашего уважаемого вице-короля, – Айвен ехидно указал глазами на дальний угол зала, где устроилось старшее поколение во главе с хозяином дома, Корделией и Эйрелом Форкосиганом. Офицеры понимающе похихикали. – Нельсон, кажется... Да, Нельсон. Ему принадлежит это легендарное высказывание о молодых излишне горячих офицерах, ну, помните: «Не знаю, какое впечатление они произведут на врага, но меня они пугают». Прекрасный стратег, да…
Неспешная небесная пуля безошибочно нашла свою цель, вонзилась в обреченного вышней волей.
Из-за плеча одного из офицеров на него смотрели насмешливые девичьи глаза. Красивые, сочувственные и беспощадные в то же время. Их обладательница прищурилась, фыркнула и негромко – только для троих мужчин – изрекла:
- Это высказывание принадлежит лорду Веллингтону, полководцу британской армии в девятнадцатом веке Старой Земли. Ума не приложу, как вы могли спутать его с адмиралом Нельсоном, господин капитан. Похожи они исключительно девятнадцатым веком и Британией. А в остальном, могу вам сказать, что Нельсон был невыносимым, жестоким и мрачным типом. Настолько, что на его похороны добровольно идти никто не хотел. Не думаю, что стоит сравнивать его с нашим прекрасным вице-королем.
- Я… я… - пробормотал Айвен, когда снова обрел дар речи. – Я имел в виду тактические таланты. И.. эээ..
- А единственным существенным вкладом Нельсона в тактику ведения боя был отказ от системы боя линейного и переход на активные маневры. Для того незапамятного времени, конечно, прорыв.
Лучше бы выстрелила из нейробластера в голову, право слово.
Офицеры, еле-еле скрывая хохот и изумление, быстро откланялись, воспользовавшись совершенно нелепыми поводами. Кончено, сделали они это только чтобы не смущать Айвена. И как фора, и как товарища, и как старшего по званию. Анна Форвользе проводила их взглядом, видимо, осознала свою крайнюю бестактность, густо покраснела и виновато прошептала:
- Извините меня, лорд Айвен…
Спасаясь от смущения, шустро юркнула в кружок потерявших ее подружек, и через несколько минут, уже снова мелодично смеялась чему-то.
Ах, юность, юность…
Он уехал оттуда под утро, а вечером улетел на Барраяр. Офицеры были неболтливы, в отличие от столичных сплетников, поэтому никто ему не припомнил досадный инцидент на балу. В столице за такое хвастовство и за то, что сопливая девочка поймала старшего офицера на некомпетентности и желании покрасоваться, засмеяли бы стремительно и страшно. А здесь все осталось в тайне. Отлично. Дела завершены, добрый путь, здравствуй, Форбарр-Султан.
Небесная пуля добралась наконец-то до сердца и разворотила его в кашу ровно через три дня.
Айвен сидел в кают-компании межпланетного челнока и раскапывал все архивы по военной истории Земли, доступные бортовому компьютеру. Дурацкий адмирал Нельсон не давал ему покоя, требуя отчего-то немедленно отыскать тысячу доводов в свою пользу, обелить великое (наверное) имя перед историей и юной леди из дальней колонии. Дорога домой пролетела мгновенно, хотя каждый отдельный день был мучительным и трудным: столько он не усердствовал, не искал и не зубрил даже в Военной академии. Да куда там Военной академии! Образ одноглазого адмирала складывался по крупицам, день за днем набираясь подробностей и деталей. Он преследовал Айвена с неуклонностью и навязчивостью маньяка.
Но это было не самое страшное.
Хуже были ночи.
По ночам он снова видел ее. Просыпался утром и тупо пялился в потолок, боясь понимать, что такое с ним случилось на самом деле. Ему никогда в жизни не снились такие сны – будто сплошная тихая, как осенний туман, нежность. Такая же седая и безбрежная. Такая же обреченная.
Наверное, он никогда по-настоящему не любил. И совершенно точно, он никогда не любил некрасивых и рыжих.
Собирая в памяти в единое целое черточки ее лица, он знал, что она некрасива. Милая и хорошенькая – но не больше – потому что все девушки в семнадцать лет милы и симпатичны, если природа хоть сколько-нибудь справедлива к ним.
А еще она была рыжая. Медно-рыжая, как клены далекой Старой Земли по осени. Ее аккуратный носик усеивали солнечные пятнышки веснушек. И у нее были серые глаза. Штормовые, непогожие, сумрачные, как небо над островом Кайрил.
Эти глаза совсем лишили Айвена покоя.
И окончательно вогнали в тяжелую, затяжную хандру.
Небесная пуля беспокойно ворочалась во в клочья разорванном сердце.
Он вернулся в Форбарр-Султан, доложился начальству, получил законный выходной – отдохнуть и отоспаться с дороги – и сутки провел за рабочим столом.
Это было самое страшное и самое трудное письмо в жизни Айвена.
Он писал его двадцать часов. В тридцати семи вариантах. Извел пачку почтовой бумаги и даже не подумал взяться за клавиатуру компьютера. Бумага была теплой, шершавой, чернила впитывались в нее, как живые, и ни одно удобное электронное устройство не в силах было воспринять ни жар его рук, ни нежность тщательно выводимых затейливых завитков букв, ни мучительность каторжного труда, имя которому было адмирал Горацио Нельсон.
Письмо было закончено к рассвету. Оно состояло из тридцати слов.
«Досточтимая леди Анна!
В защиту адмирала Нельсона имею напомнить вам битвы при Сан-Винсенти и Абукире. Согласитесь, что при всей личностной непривлекательности, справедливо указанной Вами, личное мужество и тактический гений адмирала отрицать невозможно.
С неизменным уважением, Айвен Форпатрил».
Он заклеил курьерский пакет, вызвал посыльного и, едва затворив за ним двери, упал на кровать и наконец-то уснул без мыслей и сновидений. Страшно опоздал на службу, но выкрутился, сославшись на сильное недомогание от последствий непривычного зергиярского климата.
Он спал спокойно целых двенадцать ночей.
А потом сонный курьер межпланетного управления связи поймал его за рукав кителя в просторном коридоре Генштаба и сунул в руки конверт.
Это было письмо от Анны.
Айвен заперся в кабинете, распечатал пакет, четыре раза перечитал неровные строчки.
Их было одиннадцать.
Пятьдесят одно слово.
Он ушел со службы пораньше и вглухую напился в ближайшем офицерском баре.
Следующее письмо занимало уже полный лист, состояло из тридцати пяти строчек, ста восьмидесяти слов и подробной собственноручной схемы древней земной битвы при Ватерлоо. Оно оправилось на Зергияр через два дня, а через три капитан Генштаба Айвен Форпатрил навсегда бросил пить, расстался с любовницей и потряс непосредственное начальство весьма дельным и свежим предложением касательно реорганизации военного присутствия на Комарре.
Следующее письмо от Анны пришло через две недели, содержало два полных листа, и о полководцах старой Земли из них был только один.
Айвен закачал на свой домашний терминал полную библиотеку Комаррского университета, и ударился в географию и ботанику, потому что иных способов рассказать Анне о Барраяре, который она совсем не помнила и с рождения больше не посещала, не придумал.
Грегор, выкроивший время на «поболтать» примерно месяца через полтора после возвращения Айвена из командировки, пал следующей жертвой глубочайшего шока. Он умудрился, между прочим, за чашкой чая с пирожными, спросить друга детства: ну и как там Зергияр? Столько он, император трех планет, про собственную колонию, определенно, в жизни не слышал. Грегор задумчиво улыбнулся, разглядывая приятеля, и предложил слетать на Зергияр еще раз. Приближался День рождения графини Форкосиган и, помимо официальных поздравлений вице-королеве от императора, нужно будет доставить и более личные и теплые – от Грегора Корделии, которая его вырастила как сына. Доверенный посланник вовсе не повредит. Айвен помедлил всего пару секунд - и согласился.
Так он оказался на Зергияре второй раз за год. Летом.
Скромного приема в резиденции вице-короля он ждал со странным, мучительным томлением. Он не сообщил Анне, что прилетает. Он хотел увидеть ее еще раз. Только один раз.
Когда тебе сорок шесть, а объекту всех твоих мыслей, каждой минуты, свободной от дел и службы, семнадцать, то само собой, без объяснений и рассуждений, становится ясно и очевидно, что все это только миг. Короткий, пронзительно-нежный, как последнее осеннее солнце.
Анна, конечно, прибыла, сопровождаемая графом Кайлом. Она подошла поприветствовать и поздравить хозяйку праздника, сердечно улыбнулась Корделии, передавая шкатулку с подарком. Потом ее взгляд скользнул поверх плеча вице-королевы и уперся в Айвена…
Прекрасные штормовые глаза распахнулись - Айвен полжизни отдал бы за то, чтобы не ошибиться – удивленно и радостно.
Вежливо поздоровались, разошлись. Он считал про себя до ста, рассеянно и невпопад отвечая в разговоре Эйрелу и Корделии, следил за танцующими парами. Потом сосчитал еще раз – до двухсот, оборвал сам себя где-то на семидесяти, выругал последними словами за трусость и глупость – и решительно пересек залу, оттирая плечом очередного юного претендента на следующий танец леди Анны.
- Вы не окажете мне честь?
Она подала ему руку, не поднимая глаз, и он впервые в жизни коснулся ее маленькой изящной ладошки, затянутой в белую ажурную перчатку. Это было ценнее, интимнее и волнительнее всего, что он когда-либо испытывал, прикасаясь к женщине.
Вальс пролетел, как три вздоха, музыка стихла, и настал тот момент, когда ему пришлось отпустить ее из своих рук. Айвен раскланялся, отошел к остальным гостям и почувствовал себя невероятно одиноким и усталым. Беседы показались скучными, вино слишком теплым, музыка громкой, свет тусклым.
Он извинился перед Корделией и выбрался на маленькую, безлюдную террасу. Ночь над Зергияром набирала силу, звезды здесь казались огромными и яркими, и тревожно, тонко пахло незнакомыми цветами. Айвен разглядывал далекий лес и светлую полоску недавнего заката над кронами деревьев, и думал о том, что уже никогда не сможет спокойно слышать о Зергияре. Полудикая колония, чужая проблема, имперская амбиция Барраяра, важный военный плацдарм, стратегический объект в сети пвп-туннелей, богатейшая ресурсная база… Все это больше не имело никакого смысла. И ничто не имело, кроме одной-единственной встречи.
Одной-единственной женщины.
Зергияр отныне для него навсегда – это земля Анны.
Но у кого-то там наверху были свои планы на сегодняшнюю ночь, и печальный, задумчивый капитан Форпатрил в них не входил совершенно. Наверное, поэтому через час на террасе его нашла Анна. Смущенно улыбнулась, осторожно, бочком приблизившись к замершему от неверия в собственное счастье Айвену.
- Там стало так шумно и душно.. Ну, внутри… Лорд Айвен… Вы писали мне в последнем письме…
Она была потрясающая.
Ее волосы пахли фрезиями, улыбка была простой и честной, а штормовые глаза - удивительно, неповторимо ласковыми и теплыми.
С ней было интересно разговаривать.
С ней было хорошо стоять рядом на террасе, облокотившись на резные перила.
С ней было легко смеяться над самим собой, и ей так хорошо, так правильно получалось рассказывать то, о чем никогда и никому еще, кажется, не говорил.
Он вспоминал переделки, в которые влипал с легкой руки кузена Майлза. Она смеялась, когда история выходила глупой или забавной. Она грустила и хмурилась, если сквозь юмор и шутки слышалась боль и тревога, в которой Айвен и сам себе не признавался ни тогда, ни сейчас.
С ней было хорошо. С ней было легко и правильно. Невероятно правильно. Будто целую жизнь он метался по замкнутому лабиринту, а теперь вдруг попал.. Домой. И никуда больше не нужно бежать, потому что…
Бежать. О да, бежать. Закусывать губы, преодолевая немыслимое желание выпустить наружу эту нежность, грозящую сердце разорвать изнутри (да сколько же можно раз?), и прижаться губами к этой тонкой кисти под белым кружевом перчатки.
Когда небо стало сиреневым и синим, поднялся теплый влажный ветер, растрепал рыжие прядки, выпавшие у Анны из прически, на террасу ввалился граф Кайл, бледный от гнева и беспокойства. Увидел дочь и Айвена, схватился с облегчением за сердце и принялся всячески благодарить «достойнейшего господина капитана» за то, что присмотрел за несмышленой девочкой. А то он, отец, подумал, было дурное, перепугался, когда обнаружил пропажу. Ну, знаете, эта уж молодежь! И полная планета комаррцев. И бетанская делегация вчера прибыла. Ужас.
Айвен любезно улыбался, кивал, глядя вслед тонкой рыжеволосой фигурке, быстро увлекаемой отцом по парадной лестнице вниз, к машине, и ему очень хотелось придушить любезного графа Кайла. Конечно, он ни в чем не виноват, но на Старой Земле даже гонцов, принесших дурные вести, бывало, убивали. А Кайл Форвользе уводил от него Анну. Айвен точно знал – навсегда. Он смотрел ей вслед, пока дверца машины не захлопнулась, пряча от глаз светлый силуэт.
Корделия Форкосиган подошла к нему, неслышно ступая босыми ногами по мозаичному полу – к семидесяти годам ноги изрядно устают от бальных туфель за ночь – и тронула за плечо.
- Айвен, быть может, ты приедешь к нам и на Зимнепраздник? Если захочешь, мы были бы рады, и…
Он обернулся к ней, сжал сухую морщинистую ладонь, устало посмотрел во все еще прекрасные, мудрые глаза.
- Нет. Нет…
Он ответил совсем на другой вопрос, задать который вслух ей никогда бы не позволили ни мудрость, ни милосердие.
- Дип-челнок уходит вечером.
- Я знаю. Спасибо, тебя Корделия. За... все.
Она дотянулась и поцеловала его в лоб.
Неуютно оглядываясь и чувствуя себя напроказившим мальчишкой, Айвен увез с Зергияра белую кружевную перчатку. Анна забыла ее на перилах террасы.
Он вернулся домой, постарался влиться в привычную – хотя и порядком поменявшуюся с минувшей весны - жизнь. Он писал Анне письма, которые даже не собирался отправлять. Но не писать не мог: разговаривать с ней, обсуждать что-то и чем-то делиться стало такой же насущной необходимостью, как еда или сон. Письмами полнился ящик рабочего стола. Выбрасывать их он не мог тоже – ведь на каждом листе стояло ее имя.
Анна. Анна. Анна…
Прошло два месяца, и Айвен приспособился затыкать ноющую дыру на месте сердца тонкой девичьей перчаткой. Если носить ее непрерывно во внутреннем кармане кителя, выходило даже сносно пережить долгий день. И еще один. И еще.
Он привыкал жить без ее ответов на свои письма, без слов доверия и поддержки, без улыбок и наивных бед, без ее неровного почерка, без запаха духов на потертой бумаге, без случайных следов тонкого пальчика, попавшего в чернильную лужицу, на уголке листа.
Нужно было прекратить это все, пока не стало слишком поздно. Пока разлука и безнадежность еще не стали синонимами сумасшествия и конца света. Ведь с самого начало было ясно, что он не пара Анне Форвользе. Уже лет пятнадцать, а то и двадцать как нет.
Он почти научился с этим жить. Потому что человек рано или поздно может привыкнуть к чему угодно. Хоть хорошему, хоть дурному. Стал молчаливым, задумчивым и редко смеялся, даже над любимыми когда-то глупыми сплетнями и светскими анекдотами. Но он почти справился. Почти.
А потом из рабочего стола пропали письма. Все.
Айвен вытряс душу из горничной и кухарки, пытливо заглядывал матери в глаза, но следов пропажи найти не удалось.
Три дня он мало что не бегал по стенам, кидаясь на ни в чем не повинных окружающих. На четвертый день страшно недовольный королевский курьер, только что прилетевший из колонии, вручил почти невменяемому капитану Генштаба увесистый плотно набитый конверт.
«Я знаю, что не должна бы писать вам, - торопливые, нервные строчки на маленьком клочке бумаги не умещались, сползали, загибаясь книзу. – Простите. Кажется, это сильнее меня. Спасибо вам, милый Айвен, что сжалились над бедной глупой девчонкой. Вчера посыльный принес ваш пакет. Семьдесят два письма! Я перечитывала их всю ночь. Не знаю, нужно ли вам это, хотя письма ваши говорят «да», не знаю, порадуют ли вас они хоть отчасти так, как радостно было мне вчера. Но вот – мои. Их всего лишь сорок три. Простите еще раз.
Анна».
«Милый Айвен». У него впервые в жизни всерьез разболелось сердце.
Мистическое перемещение бумаг из запертого ящика стола на курьерский челнок мгновенно вылетело из головы. Это больше не имело значения.
Дни перестали тянуться, как биопластик по открытой ране, полетели стремительной чередой, насыщенные и полные жизни, а вслед за ними полетели письма – каждый день. Никак иначе – каждый день. Отзвенел Зимнепраздник, и Айвен отослал с последним письмом уходящего года маленький подарок для Анны: правдами и неправдами добытый у Катерины Форсуассон-Форкосиган крохотный саженец клена. Настоящего земного клена. Анне нравилось положительно все земное.
Жизнь натянулась, наладилась, как струна на отлично настроенной гитаре. Айвен крепко шокировал собственную мать, на одном из светских раутов дельно и обоснованно растолковав посланнику комаррской торговой гильдии основы семейного уклада Барраяра и его огромную роль в развитии местной цивилизации. Комаррец впечатлился настолько, что попросил посоветовать ему хоть несколько толковых научных трудов по теме. Айвен слету перечислил штук десять. И отрекомендовал каждый хоть парой слов. Леди Элис окончательно впала в панику, решив, что ее бедный сын нездоров, но законная гордость победила недоумение. Лезть с расспросами она не стала.
Все было хорошо, все было прекрасно до тех пор, пока на Барраяр снова не пришла весна. Айвен несколько недель подряд ломал голову над подарком для Анны по случаю грядущих именин. Восемнадцать лет, шутки ли. Нужно было что-то особенное, что-то… Достойное Анны. И самое сложное – ни в коем случае не недозволенное. Письма письмами, сердце сердцем, но приличия никуда не денешь. Нельзя. И не стоит. Он почти решился прижать в темном углу кузена Майлза и выпытать у него, что тот всегда умудрялся дарить своим женщинам – особенно Катерине – и всегда угадывать. Но вовремя прикусил язык. У Айвена с Анной совершенно не та история, что была у Майлза с Катериной. Совсем, абсолютно не та.
Он был уверен в этом еще целых три дня.
А потом, после тревожного непривычно долгого перерыва, с Зергияра пришло письмо. Короткое, на страничку.
Анна торопливо, зачеркивая слова, ошибаясь и теряя ровную строчку, приносила извинения за вынужденное молчание. Ее душевное состояние больше не позволяло отвечать на письма Айвена с прежней радостью и тщаньем. Ее сильно расстроил отец, пообещавший на следующий день после именин торжественно представить ей будущего жениха. Родовитого, талантливого, воспитанного юношу. Она даже не в силах оказалась запомнить его имени. Простит ли ее «милый Айвен», но слезливых и жалобных писем она писать ему не желает. Она и сама терпеть не может истеричных женщин. Но – это снова сильнее нее…
Он отчетливо помнил табло электронных часов. Час, минуты и день месяца, горевшие на нем ровным бледно-голубым светом. Эта картинка, как выжженная, отпечаталась в его мозгу. До челнока на Зергияр оставалось сорок минут. Последнего челнока, что успеет на колонию до того, как наступит его, Айвена, личный конец света.
Как он гнал служебный флаейр до космопорта, что за чушь он нес в телефонную трубку, отпрашиваясь у начальства в немедленный отпуск, Айвен после вспомнить не мог. Жизнь стремительно превращалась в дешевый дамский роман, и рыдать или улыбаться над его страницами будут манерные читательницы, от него больше не зависело ни на йоту.
Он успел на челнок, пережил казавшийся бесконечным перелет, упрямо не давая голосу рассудка произнести больше, чем привычное за жизнь «болван Айвен».
Он вытребовал в коспоморте Зергияра самую быструю и надежную машину, домчался до дома Форвользе за несколько минут до полуночи. Растрепанный, раскрасневшийся и почти безумный, ворвался в залитый светом и музыкой праздничный зал. Углядел тоненькую фигурку Анны - в белом, снова в белом – почти что подбежал, не замечая вокруг ничего: ни изумленных лиц, ни ошарашенного графа Кайла, ни разом стихших музыки и голосов. Заглянул в ее глаза, полные слез, огромные, потемневшие, и упал на колени, прижимая к лицу тонкие прохладные девичьи ладони.
В звенящей изумленной тишине его хриплый, измученный голос прозвучал неожиданно уверенно и твердо:
- Анна. Я знаю, что это невозможно. Я знаю, что это полнейший вздор. Но я никогда не прощу себе, если этого не скажу. Я люблю вас, как никого никогда не любил, и уже не полюблю. Будьте моей женой.
Золотые ресницы взметнулись вверх, вслед за ними изумленно взлетели медовые брови. Штормовые глаза засияли так, как сияют северные небеса, встречая первый луч солнца после полярной ночи.
- Конечно, да! – звонко, ликующе, радостно крикнула Анна, запрокинула голову и рассмеялась, глотая хлынувшие слезы.
За ее спиной пожилые чопорные кумушки падали в обморок от столь вопиющей непристойности. В бальной зале, как грохот находящего шторма, нарастал изумленный, скандальный гул. Старый граф Кайл искал по карманам пузырек сердечных пилюль и никак не мог решить, впадать ли ему в ярость и гнев, или срочно посчитать лорда Форпатрила немыслимо удачной, хоть и скандальной донельзя, партией для дочери. Вице-королева Зергияра, Корделия Форкосиган, быстрым, уверенным шагом пересекла зал и на глазах у всей бурлящей толпы сердечно поздравила влюбленных, тем самым беря будущий союз под свою протекцию. А с Корделией, как известно, старался не спорить даже сам Эйрел Форкосиган, великий стратег и политик, ничуть не похожий на древнего земного одноглазого адмирала.
* * *
- Майлз! Во имя всего святого, Майлз! – леди Элис грациозно летела вверх по широкой дворцовой лестнице, лицо ее было встревоженным и несчастным, поэтому императорский аудитор не нашел ничего лучше, чем испугаться и кинуться ей навстречу.
- Тетя Элис, что стряслось? На вас лица нет! Что-то с… - он хотел спросить об Иллиане, но профессионально неприметный экс-шеф СБ чинно, хотя и стремительно, одолел знакомую лестницу и занял привычное ныне место за левым плечом леди Форпатрил.
- С Айвеном! – вместо Майлза закончила Элис. – Что с моим сыном?! И где он?!
Майлз тяжело вздохнул:
- Насколько мне известно, сегодня он должен был уже оказаться на Зергияре. Я понятия не имею, зачем его туда понесло, клянусь честью. Его начальник задает мне этот вопрос каждый божий день. Хорошо, что вы хватились его только сегодня, иначе я выслушивал бы все это в два раза чаще.
- Ты обещал мне еще зимой поговорить с ним!
- Он не слишком жаждал со мной встречаться. Если Айвен считает, что это не мое дело – он в своем праве. Я не знаю, чем вам помочь, тетя Элис. Разве что…
Майлз набрал полную грудь воздуха и решился посмотреть прямо в глаза Саймону Иллиану.
- Простите мою наглость, сэр, но если бы я не служил под вашим началом столько лет… С эйдическим чипом или без, вы…
Иллиан обреченно закатил глаза, тяжело вздохнул и обнял расстроенную женщину сзади за плечи.
- Айвен, действительно, улетел на Зергияр, Элис. Тебе следует связаться с Корделией, но я полагаю, он вернется оттуда с невестой.
- Я сейчас в обморок упаду! – заявила «железная леди» барраярского двора, чем изрядно изумила Майлза. – Айвен! С невестой! Куда катится этот мир! Вы оба что, хотите сказать, что та фотокарточка из его кармана – не случайность?! Что мой старый болван Айвен полетел свататься, вопреки всем правилам и приличиям, сам, да еще и к семнадцатилетней девочке?! Какой скандал! Катастрофа.
- Да, скандал, пожалуй, выйдет изрядный, - неожиданно мягко ответил ей верный спутник, - но ты не должна так переживать. Анна Форвользе – чудесная девушка. Умная, образованная, воспитанная, а главное, она любит твоего невозможного сына…
- Ты что... Ты что, все это время следил за ними обоими?! И ни слова мне не сказал? Поклянись мне сейчас же, что это не так, или я убью тебя своими руками, сбшник!
- Нет, Элис. Конечно, нет, – успокаивающе улыбнулся Саймон Иллиан. - Я уже давно не шеф СБ, и фокусами такими в личных целях не балуюсь.
- Но я все еще прекрасно вскрываю замки, - рассеянно добавил он, помолчав.
На темном вечернем небосводе тускло сиял, отражая свет своей звезды, Зергияр.
Опора и перспектива Барраярской империи.
Дикая, непокорная, богатейшая планета.
Место, внезапно переломавшее жизнь капитану Генштаба Айвену Форпатрилу.
Земля любви и надежды.
Земля Анны.
Заявка*
По заявке: Айвен на старости лет наконец-то нашел любовь всей своей жизни, но...
-
-
11.10.2009 в 00:27Автор, если я вам до сих пор не признавалась в любви - знайте, что я вас люблю. Нежно.
-
-
11.10.2009 в 00:54Спасибо огромное! Очень за душу взяло. Не буду отдельные цитаты выписывать. Все целиком понравилось. Прекрасный фик.
-
-
11.10.2009 в 01:00-
-
11.10.2009 в 01:45-
-
11.10.2009 в 02:10-
-
11.10.2009 в 13:05-
-
11.10.2009 в 13:43На самом деле, автор ужасно переживал
И теперь ужжжжасно счастлив, что текст порадовал читателей!
т*Лариен до последнего момента боялся, что произойдёт что-то страшное
на самом деле, это страшный секрет) Автора за сутки до отправки текста задавили жабы в коалиции с совестью. Финал был жестоко стерт и переписан. С риал-энда на хэппи-энд. Не поднялась рука не дать Айвену шанс. Чес-слово.
Таэлле то такая авторская подколка, чтоб мы не слишком верили в непогрешимость Анны?
и непогрешимость автора
Портрет Нельсона подхвачен у господина Стивена Фрая с его "Книгой всеобщих заблуждений"
С огромной благодарностью и любовью,
Автор
-
-
11.10.2009 в 14:00Вообще-то похороны Нельсона были крупнейшим событием того времени, народ его искренне оплакивал
Но в быту он человеком, действительно, был крайне неприятным.
-
-
11.10.2009 в 14:50***Крысенок***
-
-
11.10.2009 в 15:02-
-
11.10.2009 в 16:28-
-
11.10.2009 в 16:58Спасибо!
-
-
11.10.2009 в 18:50"Вопреки всеобщей скорби при известии о смерти адмирала Нельсона, граф Сен-Винсент и еще восемнадцать адмиралов британского королевского флота отказались прийти на его похороны", - пишет Стивен Фрай. Предположим, что Анна имела в виду именно этот факт, то есть непосредственных подчиненных и знакомых Нельсона
В общем масштабе, конечно, Вы правы)
telico Tritan Southwest
Спасибо огромное! Это ужасно важно, что получилось передать идею и настроение!
Гость ***Крысенок***
Вот все. Теперь точно могу спать спокойно! Если заказчик доволен!!
Мне жаль, что немного не вошло в идею заявки, но я это.. Стеб не пошел почему-то
-
-
13.10.2009 в 14:51Это так неожиданно и приятно встретить оригинальный женский персонаж, естественно вписывающийся в общую историю.
Отдельное спасибо автору за счастливого Айвена и чудесного Иллиана.
-
-
13.10.2009 в 18:12-
-
28.10.2009 в 20:19Коварный Саймон
Автор, вы нашли единственный способ заставить Айвена учиться
-
-
08.11.2009 в 20:16-
-
02.11.2010 в 14:47-
-
22.03.2014 в 02:02А я думала, это он про любовь
Айвен закачал на свой домашний терминал полную библиотеку Комаррского университета
Влюбленность подействовала и на его память?
Старый граф Кайл никак не мог решить, впадать ли ему в ярость и гнев, или срочно посчитать лорда Форпатрила немыслимо удачной, хоть и скандальной донельзя, партией для дочери.