"На крышах Форбарр-Султаны шафранный закат померк..."
Название "Два генерала"
Автор: jetta-e
Иллюстратор: Liarnetta (aka Вениамин Фолк)
Ранее главы 1-3, 4-5. Далее главы: 8-9, 10.
главы 6-7
6. Генерал граф Петр Форкосиган
Праздник шумел, волновался, накатывал и отступал, как прибой. Танцы были в самом разгаре. А два графа стояли с бокалами в руках и беседовали.
– Будьте настолько любезны, граф Петр, расскажите мне, что за переполох случился у вас вчера вечером? Шум, я бы даже сказал? – как бы между делом поинтересовался граф Форратьер, окидывая благосклонно рассеянным взглядом бальную залу, где разворачивалось самое веселье по случаю помолвки его милой дочери.
Вчера вечером даркойская операция вступила в следующую фазу: была со всем тщанием проведена имитация аварии на складах химического оружия, и ввиду якобы просочившегося фитаина введен в действие план эвакуации. Для маленького гарнизона, разместившегося в форратьеровском поместье, это означало, что резко активизируются радиопереговоры, высшее командование станет бдеть и по ночам, несколько офицеров спешно отбудут к войскам – в общем, все, заметное любопытному и внимательному взгляду.
– Вчера? Шум? – генерал Форкосиган поставил бокал, откашлялся, оглянулся, убеждаясь, что рядом нет слишком любопытных желающих присоединиться к разговору – словом, потянул паузу, как только мог. – Знаете, кузен, мне неловко в этом признаться, но вчера как стратег я… э-э, потерпел некоторое фиаско. Нет, серьезное поражение, говоря без обиняков, Ошибся, недооценил противника.
Он посмотрел в центр залы, убедился, что нужного цвета платье лоцируется в добром десятке метров отсюда и продолжил многозначительно, чуть понизив голос:
– Ваша золовка и моя сваха – женщина немалых достоинств, заметных невооруженным взглядом – вчера решительно сменила осадную тактику на наступательную и нанесла мне сокрушительный удар с двух флангов одновременно.
– Амалия? – граф Форратьер удивленно приподнял бровь, будто бы не зная, как его родственница обхаживает вдового генерала.
Петр набрал воздуху в грудь, оскалился в улыбке, и его понесло на полном скаку:
– Увы! Когда я прибыл к ней вечером поговорить о… скажем так, обсудить детали помолвки, то выяснилось, что дамский корсет – еще то оружие. В точно рассчитанный момент леди подорвала его, как мину замедленного действия, и нанесла решающий удар, рухнув в обморок мне на руки. Противник в моем лице оказался смят и морально уничтожен, а затем атаку поддержали минометы – как, скажите, иначе назвать эту ее горничную, с завываниями влетевшую в комнату?
Форратьер завороженно слушал. Форкосиган излагал вдохновенно, как когда-то в войну травил байки у солдатского костра:
– … Окруженный и подавленный численным превосходством противника, я уже решаю, что живым не сдамся, и случайным озарением лезу в карман, так сказать, за последней гранатой. "Застрелюсь!" думаю я. И вот я открываю ладонь и обнаруживаю на ней, черт побери, коробочку с кольцом. Тем самым, что доставили для помолвки моего мальчишки. Амалия радостно вскрикивает, будто это не она только что падала, как подорванный мост, и уже набирает воздуху в грудь, чтобы заявить, что принимает мою капитуляцию, и я понимаю, что еще минута, и я пропал. И вдруг, благослови его боже, пищит рация, и меня срочно вызывают…
Надо сказать, в этом месте Форкосиган почти не приврал. В тот момент он действительно находился в комнатах свахи. И звонок с вызовом от Форинниса – штабного связиста, которого он не иначе как шестым чувством защитил на днях от подозрений Негри – прозвучал в идеально подходящий момент, спасая его если не от придуманной катастрофы, то от настоящего конфуза. Хотя, конечно, в рассказе стоило сгустить краски до буффонады, а доля сдобренного военными терминами грубоватого юмора была отмерена им точь-в-точь, чтобы заставить слушателя расхохотаться в нужных местах, а его гостей – понимающе оглянуться и потерять интерес: ну, конечно, генерал Форкосиган и его знаменитые военные истории, все понятно и даже скучновато.
– Тогда я, заорав по старой привычке "Ура!", выполняю маневр отступления. Связываю противника в лице этой вокально одаренной горничной необходимостью поддерживать свою госпожу, а сам, прыгаю, э, в окно веранды. Где и встречаю Негри, который тоже слышал все эти крики и готов поднять в ружье охрану. После чего мы, – он покаянно вздохнул, – бесславно бежали.
Граф Форратьер наконец-то разразился хохотом. Граф Форкосиган, выпаливший всю вышесказанное на едином дыхании, рассмеялся тоже. Затем он дождался главного – когда его кузен отсмеется и задаст тот самый вопрос, ради которого этот разговор и был начат:
– Но что же за срочное дело так вовремя спасло вас, Петр?
– Именно об этом деле я и собирался с вами поговорить, – мягко произнес Форкосиган, обрывая смех, беря хозяина дома под локоть и отводя в сторону. – Тот переполох серьезнее, и, в отличие от корсета леди Амалии, прыжком из окна не поправишь. Даже если я перевешаю раздолбаев, допустивших одну дикую глупость, решать что-то придется, причем срочно. И тут, мой дорогой сват, чертовски кстати оказалась бы ваша помощь…
Поскольку новость о взрыве на складах химоружия уже достаточно расползлась, войска и горожане Даркоя забегали, как растревоженные муравьи, а первые колонны эвакуации потянулись прочь из города. На этом этапе генералу Форкосигану, несмотря на его неубедительные протесты, отводилась всего лишь прозаическая роль дезинформатора. Сложность была в том, что договоренность о перемещении якобы пострадавших заводов как таковая ему не требовалась – иначе пришлось бы потом откатывать все назад и признаваться Форратьеру то ли в блефе, то ли в собственном незнании. Не переговоры, а видимость переговоров, с экивоками, отступлениями и осторожной торговлей. Петр Форкосиган предпочел бы нормальные боевые действия, он солдат, а не дипломат, но даже он не мог не согласиться, что в качестве показного переговорщика будет наиболее полезен. И никто не мешал ему начать эти переговоры прямо сейчас, прикрыв от любопытных громким хохотом и пикантным рассказом.
Известие о катастрофе в окрестностях крупного металлургического комплекса, поставляющего жизненно важные боеприпасы для нужд армии, вызвало у графа Форратьера должное сожаление, но и только. К соглашению он прийти не спешил. Разумеется, он был бы рад "принять беженцев-рабочих из провинции своего друга Форлакиала и взять их под свою руку", но такой роскоши ему никто не предлагал. А граф Форкосиган был бы не против договориться "об аренде производственных мощностей графства Форратьер для нужд армии", но тут уперся уже хозяин дома, возразив, что "при всем, кхм, уважении к Его Величеству, он пока не видит возможности изыскать значительные ресурсы, которыми мог бы поддержать того в войне". Все это высказывалось ими друг другу вполголоса, с самыми любезными улыбками на лицах, под звуки менуэта и танца отражений.
Конечно, эта беседа была не более, чем пробным шаром перед настоящим разговором, который должен был состояться где-то послезавтра. Сначала граф Пьер серьезно поговорит с Доно, потом придет время торговаться всем вместе за пакет уступок и предложений в целом. Доно уже прибыл для переговоров – Петр заметил его смазливую физиономию среди гостей, но, своего же спокойствия ради, не слишком в ту сторону смотрел. Личных счетов к художнику с его артистическими странностями он не имел, но все, связанное с Юрием, отзывалось зудом у него в кулаках просто рефлекторно. И все-таки совсем не поглядывать в этом направлении Форкосиган не мог. Хотя, казалось бы, вид у Доно Форратьера был не такой наглый и вызывающий, какого можно было ожидать, и все же что-то в этой картине генерала изводило. Если не физиономия Доно, то пара каменных рож рядом с ним. Всякий раз, когда генерал Форкосиган косился в сторону лорда Доно, рядом с тем неизменно маячил либо молодой белобрысый дылда, либо скуластый тип постарше, который так и буровил толпу щелочками темных глаз. Могли бы хоть для приличия в бальном зале сделать вид, что они не охрана… или, скорее, конвой? Или, напротив – это подручные Доно для всяких и разных дел, чтобы самому руки не пачкать, только притворяются, что они – конвой, стерегущий невинного ягненка Доно, чтобы не отмочил чего неподобающего? Гадать бессмысленно, проще спросить у Негри, когда прием кончится и тот сможет свериться с досье и сделать запрос своим чудо-мальчикам в столице.
Вот чертова вечеринка. Ничего. Если Амалия не станет приставать к нему с глупостями после вчерашнего конфуза, если Эйрел не напьется – о чем отец его, кстати, заранее сурово предостерег, если Доно не будет мозолить ему глаза, если его хитроумное Величество не затеет по ходу новой зубодробительной комбинации – тогда генерал Форкосиган вскоре сможет спокойно уйти с бала и вернуться к своим драгоценным штабным сводкам и донесениям разведслужбы.
И все же… какая рожа неприятная у этого узкоглазого телохранителя, раздраженно подумал Петр и для верности повернулся к источнику досады спиной. Надо бы в этой толпе отыскать Эйрела – а как его легко отыщешь, если пацан макушкой отцу едва до плеча достает? – и дать пару приличествующих случаю родительских наставлений.
***
– Послушай, Негри, – перехватил назавтра генерал Форкосиган капитана, спешащего куда-то по своим многочисленным делам. – Хотел тебя спросить…
– Что-то серьезное? – непроницаемое широкоскулое лицо едва заметно озарилось проблеском внимания.
– Да нет. Но и не очередные неприятности с бабами, – добавил генерал напрямую, хотя Негри, разумеется, ничего такого себе не позволил сказать бы ему в лицо.
– Как я мог бы такое подумать, сэр, – даже не улыбнувшись, парировал тот. Специально он, что ли, тренируется по вечерам делать бесстрастную физиономию, в очередной раз подумал Петр. Спору нет, для шефа безопасности смотрится впечатляюще, но самому-то не надоело?
– Ты вчера внимательно разглядел сопровождающих Доно?
– Разумеется. При прибытии их осмотрели как положено. Оружие мы им не позволили, как и было договорено, из электроники у них простые парные рации, на сканерах они фонят не больше обычного, а в то, что кто-нибудь из них тайно протащил бомбу в заднем проходе, я не верю. Хотя, конечно, я специально поставил людей отслеживать этих субчиков, и к императору ближе, чем на десять метров, они не приблизятся при любом раскладе. Вы не о том беспокоитесь, генерал: если у Юрия есть глаза и уши, они наверняка уже здесь, в замке. А эти двое – специально, чтобы отвлечь наше внимание и заставить распылять наши и без того не безграничные силы. Если бы я знал, что нам придется здесь задержаться, я бы взял с собой усиленную роту охраны…
– Верю, верю. Твои орлы и перочинного ножика с ними не пропустили бы, и каждый комок жевательной резинки проверили бы, не пластиковая ли это взрывчатка. Но мне, смешно сказать, физиономия одного из них не нравится. То есть они оба – не подарок для глаз, но тот, что постарше… я эту рожу вчера всю ночь вспоминал.
Прозвучало двусмысленно, словно физиономия охранника Форкосигана впечатлила или – ха-ха – напугала. Но Негри не ухватился за эту оговорку, только спросил скучно:
– Он вам знаком?
– Не знаю. – Петр задумчиво хватил кулаком по ладони. – Понятно, что он из людей этого паршивца Юрия, других бы не прислали, но где я его видел… Потому у тебя и спрашиваю, капитан, что понятия не имею. Физиономия у него подозрительная, и имя… сам посуди – что это за имя, Джон Смит? Вот и разберись.
Этот разберется! Едва Форкосиган переложил проблему на Негри, у него словно камень с души упал, и осточертевшая физиономия с пятном под бровью перестала маячить перед глазами. Хм. Пятно. Родинка у него там или еще какая пакость, или дорожную грязь не смыл, только еще приглядываться не хватало… Что-то неприятное смутно промелькнуло у Форкосигана в голове и исчезло, погребенное под ворохом оперативных сводок. А всплыло, когда Эйрел в очередной раз прибежал к нему с поручением.
– А ну-ка! – рявкнул он непроизвольно, но тут же умерил голос, увидев, как замер сын. – Нет, погоди. Сядь, мне с тобой надо поговорить.
Эйрел смотрел ему в глаза, чуть исподлобья, напряженно, как… как пленный на допросе, всплыло в голове неожиданное сравнение. Петр прикинул, что разговор сейчас предстоит непростой, и честно попытался это напряжение сбить:
– И нет, ты ничего не натворил. Мне нужна твоя помощь, лорд Форкосиган.
Вот теперь перед ним был уже не пленный на допросе, а солдат на плацу во время инспекторского смотра, с горящими глазами: "Да, сэр?"
– Это не ты мне когда-то рассказывал про человека с родинкой под бровью?
– Когда? – переспросил мальчик с таким недоумением, что Петр только вздохнул:
– Вот и я спрашиваю тебя, когда? Мне кажется, это был ты. Помоги мне вспомнить, парень.
Не совсем честная задача – "принеси то, не знаю что", но Форкосиган надеялся, что, если сын хорошенько постарается, ключ в разгадке отыщется в его цепкой, хотя и по-детски неорганизованной памяти. Они молчали. Петр мерил Эйрела выжидательным взглядом, а тот, сосредоточенно прикусив губу, ковырял половицу носком сапога.
– Со шрамом, – вдруг вспомнил он. – Я тебе говорил про человека со шрамом под бровью, отец. Помнишь, когда во дворце нас с Зелигом не пустили в зал императорские гвардейцы? Он им приказывал. – Мальчик помолчал и договорил совсем тихо: – Тем самым гвардейцам, которые потом к нам пришли… в Ночь Резни.
Что ни говори, а Петр Форкосиган лишь изображал из себя несдержанного холерика. На самом деле два десятка лет партизанских засад и невыносимо медленного оттеснения подлого врага с родной земли сделали его человеком терпеливым и закалили самообладание до крепости камней в его любимых горах. Он не выругался, не встряхнул сына за плечи, не стал выспрашивать дальше. Только снял с пояса рацию и ровно произнес:
– Негри? По поводу человека, о котором мы говорили утром. Да, телохранитель. Сделай мне его снимок крупным планом, капитан, и без фона. Со вчерашних камер, с чего же еще? Нет, не спрашивай, потом объясню. И перешли мне. Да, срочно, очень. Отбой.
Он поднял взгляд, встретился с встревоженными глазами сына и подтвердил веско и скупо:
– Молодец.
К этой похвале он не прибавил больше ничего. И так мальчику должно быть понятно, за что он заслужил одобрение: не отвлекается на переживания, даже в стрессе умеет сосредоточиться, отвечает четко и по делу. И пусть, в конце концов, результатом разглядывания снимка стало не четкое опознание, а сомневающееся: "Глаза такие, а вместе не знаю", этого Петру было вполне достаточно. Негри пробьет разыскиваемого по своим каналам, вместе они сложат два и два, и если это один из командиров головорезов – Форкосиган порвет мерзавца в мелкие клочки с особой жестокостью.
А Эйрел… Петр подумал было запретить сыну даже приближаться к этому человеку, но, здраво поразмыслив, решил, что с подростком такой запрет сработает с точностью до наоборот. Запрет без объяснения разожжет его любопытство. С объяснением же и того рискованнее: его сын – Форкосиган, несмотря на годы, и юного мстителя, чего доброго, придется за шиворот оттаскивать от предполагаемой цели. Поэтому Петр самым своим скучным тоном повторил прежние приказы "без сопровождающих из замка ни ногой" и "докладывайся о своем местонахождении постоянно, ты сейчас будешь нужен" и получил в ответ обычный молчаливый кивок.
Зато в комнату к Негри генерал Форкосиган не вошел – влетел, грохоча сапогами, пристукнул кулаком по столу и с ходу потребовал, чтобы вышел связист, которому капитан что-то надиктовывал. Умница Негри сразу понял, что лучше не спорить – а то в неподдельном бешенстве генерал разнесет что-нибудь вдребезги, и не факт, что не ценное.
– Так. Ты уже проверял этого хрена с горы по спискам головорезов Юрия? – потребовал Форкосиган. – Нет? Так чего же ждешь? Эйрел мой, и тот догадался! Если этот тип командовал юриевскими расстрельными отрядами, он самое малое на сутки зажился на этом свете.
Он выругался, шумно выдохнул, и уже ровным тоном изложил главное, ради чего явился – непреклонное, полное ледяной ярости требование не просто отдать ему голову одного из убийц, в ту ночь пришедших за его семьей, но посодействовать в справедливой мести.
Ледяная ярость, увы, столкнулась с каменным упорством капитана – и было неясно, что одержит верх в этом столкновении геологических формаций.
– Император своим словом пообещал гарантии безопасности Доно, а с ним и его людям, – первое, на что незамедлительно указал Негри. – Спасибо, генерал, что обратили мое внимание на этого человека – теперь мы будем за ним следить еще более пристально, как за явной угрозой…
– Так лучше, может, эту угрозу устранить? – с надеждой подсказал Петр.
– … и одновременно объектом возможной провокации, – договорил Негри. – Сложной и, возможно, многоступенчатой. Именно поэтому вы не вправе позволить себе поддаваться на нее, генерал, и нарушать обязательство, даже не вами данное.
– Провокации? Негри, до тебя так и не дошло, что мы имеем дело с сумасшедшим? Тонкость ходов Юрия я уже успел оценить…на личном опыте. Если он хочет кого-то убить, то просто отдает приказ об казни. Без экивоков.
– С Юрием мы переговоров не ведем. А гарантией благоразумия и гостеприимства графа Форратьера служит все его семейство, собранное под одной крышей. – Негри пожал плечами.
– Если этот тип на Эзара нацелился, а это вероятнее всего, то все остальное ему будет побоку, и на форратьерских детишек с женщинами тоже – плюнуть и растереть. – Петр стиснул зубы, стирая вставшие перед мысленным взором картины той самой ночи. Его голос понизился до тихого, опасного рыка: – Уместно ли осторожничать и за каждым кустом искать провокацию, когда твоего императора уже в прицел ловят? А, Капитан Безопасность?
– Уж кто здесь мастер провокаций, так это вы. Желаете пришибить голубчика, так и скажите, – отозвался Негри, не впечатленный и даже не разозлившийся. Стало понятно, что, нахрапом Петр желаемого не получит. Капитан всмотрелся в комм-пульт, полистал страницы, развернул черно-белый снимок над пластиной.
– Да, это не рядовой охранник. Майор Элмер, как подсказывает файл – если мы не обознались, конечно. Но насчет диверсанта я сомневаюсь. Равновероятно, что это киллер, шпион, или просто параноик Юрий отпускает Доно от себя только под строгим надзором доверенного человека. Не из пальца же собирается этот тип стрелять в Его Величество, а оружие мы у них конфисковали. И, добавлю, с дистанции в полсотни метров – потому что ближе я его к императору не подпущу. Что ж, теперь еще приставим к майору постоянный "хвост" со сканером, на всякий случай. Но не больше.
– А может, все же?.. – попробовал Форкосиган последнюю попытку. – Его ведь не обязательно убивать у всех на глазах. Радикальный несчастный случай, вроде драки со смертельным исходом или падения в открытую бочку с фитаином меня тоже устроит. Будет шпионам Юрия урок.
– Нет, – отрубил Негри. – Тайную охоту за головами здесь тем более вести никто не будет.
Форкосиган на секунду опешил. Он уже был готов рявкнуть: "Много о себе вообразил, капитан! Твое дело – отвечать "есть, сэр!", когда старший по званию приказывает", но передумал. Уставное почтение капитана Негри держится ровно в рамках служебных инструкций, согласно которым шеф имперской безопасности никому, кроме собственно императора, не подчинен. Любой генерал, даже облеченный всяческими полномочиями, самый прославленный и т.д., для него не указ – максимум, уважаемое лицо, к мнению которого следует прислушаться. Зато капитана есть одна любопытная черточка – смирение паче гордости, когда идеально выполненная работа – награда сама по себе. Поэтому вместо того, чтобы шумно метать громы и молнии, Петр сменил тактику и язвительно хмыкнул:
– Интересно. А ты не спешишь доложить Эзару, что в полукилометре отсюда засел киллер, которого стоит срочно убрать, пока он за дело не взялся. Что так? Боишься разноса за то, что проглядел угрозу?
– Не брали бы вы меня на слабо, генерал, – отозвался Негри почти задушевно. – Не выйдет. Он под защитой императорского обещания. Поэтому ни вам, ни кому другому из нас объект и пальцем нельзя тронуть. Я бы попросил и ваше слово, что здесь, у Форратьеров, вы на него не нападете. Иначе мне придется поставить людей следить еще и за вами. Не хочу ни оскорблять этим вас, ни создавать дополнительную работу себе.
– Полагаешь, ты сможешь мне помешать, если я всерьез решу его прибить? – проворчал Петр. Пожалуй, этот сможет, но не укреплять же Негри в подобной уверенности.
– Не знаю. Но смогу создать вам достаточно проблем. А вы – мне. Предлагаю другой путь, милорд. – Негри добродушно улыбнулся; выражение, столь редкое на его невозмутимой физиономии, что оно одно давало основание бить тревогу. – Вы даете мне свое форское слово не трогать майора – а я прослежу за ним и разработаю операцию по его обезвреживанию так, чтобы не нарушить императорского обещания. Доно и его люди должны покинуть этот замок невредимыми, верно? Дальнейшее будет уже нашей задачей: накрыть их по дороге, разделить и осуществить вашу мечту о справедливой мести, граф Форкосиган.
Он встал, отряхнул ладони и припечатал:
– Терпеть не могу шпионов. Чужих.
7. Император Эзар Форбарра
Доно Форратьер, несмотря на всю свою экстравагантную репутацию, сумасшедшие эстетические вкусы и граничащее с невозможным умением удерживаться уже не первый год подле Юрия Безумного, внешность имел самую заурядную. Темноглазый, однако не до характерного форратьерского пронзительного блеска во взгляде, с собранными в короткий хвост волосами и не то чтобы полноват, но на привычный к военной выправке взгляд Эзара какой-то рыхлый. Не красавец, отнюдь, впрочем, задумываться о том, спит ли Юрий со своим фаворитом и за какие красивые глаза, Эзару категорически не хотелось. А еще Доно весь разговор отводил взгляд, запинался, что то и дело хватался за карандаш и принимался что-то черкать на бумаге – что позволяло заподозрить в нем, на выбор, либо умственную недостаточность, либо изощренный саботаж, либо подступающую панику.
– Если леди Катарина, э… изменила свое мнение и выбрала вас, – начал он деловую часть разговора совершенно невпопад, – я, конечно же, пожелаю вам обоим счастья…
Эзар мысленно поморщился, вообразив себе все предстоящее счастье в полном объеме, но терпеливо ответил:
– Я польщен добрыми чувствами с вашей стороны, однако мне требуется от вас иное: формальное подтверждение того, что вас с миледи не связывают никакие обязательства.
– А как же, э-э, форское слово? – моментально стушевался Доно. – Наша с нею помолвка состоялась, гм, прилюдно, вот Пьер подтвердит, правда, братец? Даже посмей я утверждать нечто обратное, меня просто ославят, э-э, лжецом или маразматиком. А в мои годы, знаете, еще рано…
Пьер молча и беспомощно пожал плечами: мол, сами видите, сэр, что мой брат за невозможный тип. В этом разговоре граф Форратьер по большей части выступал в роли молчаливого наблюдателя.
– Рано. Факт. Так что будьте добры, Доно, прекратите валять дурака, – сказал Эзар твердо. – Если вы приехали сюда, значит нам есть о чем поговорить. И чем обменяться, помимо пожеланий счастья.
– А разве вы не хотели, э, просто получить заверения, что я, ну, не против? Когда Кэти… то есть, да, ее высочество Катарина заявит о том, что рвет помолвку, я тут же это подтвержу, слово чести! Но не могу же это сделать я сам? Публично?
– Почему же? – Эзар потихоньку начал терять терпение, хотя надежду еще не утратил.
– Это будет, э, недопустимо, – ответил Доно, почти не запнувшись. – Сомнение в безупречности леди и, значит, оскорбление для ее брата. Юрий мне не простит предательства. Я приехал сюда честно договариваться с вами, но никак не перейти на вашу сторону.
Хм. Похоже, надо немного прижать этого увертливого паршивца. Хотя прижать всерьез не получится… так, зажать в углу и потискать, выражаясь фигурально. Тьфу ты, не о том…
– Я не думаю, – нарочито нахмурился Эзар, – что в моем присутствии уместно демонстрировать свою лояльность Юрию. Это опасно граничит с государственной изменой.
Доно развел руками и, неожиданно улыбнувшись, с нетипичной для такого откровенного штатского храбростью заявил, глядя императору прямо в глаза:
– Для вас наверняка, гм, не новость, что Юрий – мой повелитель. Но государство вряд ли серьезно пострадает от того, что ему принадлежит верность одного-единственного архитектора. К тому же вы обещали мне безопасность, сэр.
– На время этого визита – допустим. Но мне сложно будет не гневаться потом, видя, что вы превратили этот визит в фарс, по сути не желая ни о чем договариваться.
– Я, а-а… нет. Я очень даже желаю, сэр, – Доно пошел на попятный, демонстрируя, как хорошо он понимает весь спектр неприятных последствий, которые может повлечь за собой как императорский гнев, так и намерение Эзара радикально решить проблему с бывшим нареченным его невесты. – Но договориться, ну, это значит, что результат должен устроить всех, верно? А вы хотите от меня, гм, слишком многое. Пусть лучше Катарина, э, сама скажет, что я от обязательств свободен. Вам же не трудно ее попросить у нее такую малость, ну, перед свадьбой? – Он хмыкнул. – На сестру Юрий злиться, гм, не станет… куда уж больше. А я сразу обеими руками подпишусь и письмо пришлю, в лучшем виде.
Может, придется поступить именно так, если он не вытрясет из увертливого форратьерского братца нужной бумаги прямо сейчас. Хотя чертовски не хотелось бы. Их с Катариной отношения являли собой цепь строго отмеренных взаимных уступок, только для приличия скрепленных видимостью хоть какой-то обоюдной симпатии.
– И что же вы хотите за такую, как вы выразились, малость, Доно? – спросил Эзар ровно.
Тот потупил свои выразительные форратьерские глаза:
– Тоже совсем немного, сэр. Амнистию. Если вдруг… ну вы понимаете, я не верю в такой исход, но что если вам удастся победить? Я бы не хотел попасть в качестве назидательного примера ни в тюрьму, ни в клетку… вы же понимаете, я не солдат, я – человек искусства.
Эзар восхитился. Наглость Доно была тем поразительней, что произносилось все это с совершенно невинным выражением лица.
– Забавная шутка. Я должен буду самостоятельно разрешить этот вопрос с принцессой Катариной, а в благодарность за это изменник-фор получит от меня амнистию?
– В чем-то похоже, – со вздохом признался Доно, – хотя так тенденциозно подано! Но то, что предлагаете вы, сэр, тоже, ну как-то, не похоже на равную сделку. Я должен публично расписаться в акте предательства по отношению к моему государю, в обмен на… на что, кстати?
– Юрий низложен, – припечатал Эзар. – Не буду напоминать, за что. И тот, кто продолжает считать его своим государем, разделит его судьбу, когда эта смута окончится. Вы не последний в этом списке, лорд Доно. Я не угрожаю, не пугаю, всего лишь довожу до сведения очевидный факт. Но если вы сейчас проявите добрую волю, моим ответным подарком будет билет с Барраяра и скорейший беспрепятственный проезд туда, куда вы пожелаете. Я предлагаю вам уникальную возможность скрыться от гнева коронованного безумца и пересидеть гражданскую войну в безопасности, не воюя ни за одну из сторон. Потом, если захотите, вы сможете вернуться. Как видите, я щедр.
– Вы так, ну, уверены, что в этой войне победите?
– Безусловно.
– Вот и Юрий то же говорит, – вздохнул Доно. – А выходит, я должен поверить именно вам и предать его целых два раза, для верности, да? Порвать помолвку с Кэти, а потом бросить его самого? Предложение ужасно, гм, щедрое.
Эзар улыбнулся.
– Будь вы так безоговорочно верны Юрию, как заявляете, вы не приехали бы сюда договариваться со мной с глазу на глаз. И рыбку съесть, и косточкой не подавиться, да? Не выйдет. Это моя война за Империю, Доно, и ваша голова; решайте сами, как уберечь второе от первого. Я даю вам возможность обойтись без драматических жестов. Можете для страховки писать издалека своему повелителю, что печетесь о его интересах, вдохновились примером принца Ксава и ищете военной помощи у инопланетников. Ну или что сами придумаете.
– Э-э, ну, нет… Мне так не очень. Я ведь могу, ну, подумать? – пробурчал Доно, не поднимая глаз и словно всецело поглощенный каракулями на своем листке бумаги.
– Думайте. – Эзар поднялся. Пожалуй, решил он, на сегодня хватит: Доно боится принять решение прямо сейчас и так же боится уехать, не приняв никакого решения. Пусть здраво оценит свои страхи. – Я не торгуюсь: вот товар, вот цена, на размышление у вас сутки и не минутой больше. При всей моей симпатии к Форратьерам, граф Пьер, я и так злоупотребил вашим гостеприимством, и обстоятельства не позволят мне задержаться в гостях дольше. Я видел, граф Форкосиган уже поговорил с вами?..
***
Разговор с Доно засел в Эзаре занозой, неоконченным делом. Он понимал, что стоит помариновать Форратьера, чтобы тот своим богатым воображением успел оценить перспективы и понял, чего больше ему следует опасаться. Но самому ему эти сутки было делать решительно нечего, а не слишком обязательная рутина валилась из рук. Подготовка переписки была и так занятием бесконечным, неизбежным и вызывающим у него изжогу, да и все равно черновики писем и циркуляров останутся ждать его возвращения во дворец, чтобы там воплотиться в непререкаемое императорское слово. Стоять над душой у штабистов, Форкосигана или Негри он считал несправедливым, мысли о свадьбе старательно от себя гнал, разведка не принесла свежих новостей… Все как будто затихло.
И оправдав этим самым свое вынужденное безделье, он после обеда решительно направился с бутылкой к Эбернетти. В конце концов, обещал, а слово фора крепко.
То, что за ним дисциплинированно следовал охранник из СБ, Эзар решил считать меньшим из зол. И то было чудом, что на сей раз Негри не проследил самолично, куда он идет, и не приказал просканировать комнату отставного лейтенанта, прежде чем император переступит ее порог. С охраной же Эзар умел договариваться раньше и не видел причин лишаться этого полезного навыка впредь. Главное – говорить уверенно, но не слишком давить, и выбивать из телохранителя лишь те малые уступки, каждая из которых по отдельности не побудит того спросить разрешения у командира. Что там высокая политика – вот это манипулирование было задачей посложней. Хотя порой Эзар подозревал, что Негри намеренно инструктирует его охрану подобным образом, оставляя за своим августейшим подопечным видимость свободы, чтобы он не взбрыкнул и не отмочил что-нибудь совсем небезопасное.
В общем, компромисс звучал так "займи скрытную позицию на улице, наблюдай вон за тем окном на третьем этаже издалека и не вмешивайся, пока я не прикажу".
Эзар сам пока не знал, чего ждет от этой встречи. Окунуться в вольную атмосферу прошлого? Переупрямить Ника? Хорошенько напиться? Вспомнить, что он не чертов племенной жеребец, а мужчина не из последних, который распоряжается собственным желанием и способен вызывать чужое? Просто потратить вечер, пустой как бутылка, из которой допили последние капли? В любом случае сторож за дверью был бы лишним.
Ник открыл ему дверь с выражением ошарашенного недоверия на физиономии. Никак Эзар не ко времени? Да нет, подопечные учителя Эбернетти сейчас носятся в парке вместе с Эйрелом, он проверил. Эзар выставил на стол спиртное и пару стаканов, окинул беглым взглядом небольшую, аккуратно прибранную комнату со сводчатым окном и вольготно плюхнулся на стул.
– Ну вот, видишь, я явился. Что стоишь столбом, не рад? – Он повел рукой, словно был тут хозяином, и Ник спешно подтянул себе вращающееся кресло. – Не ждал?
– Не ждал, – пожал плечами тот. – Думал, вам сейчас не до этого, сэр.
Законная точка зрения. Особенно после пяти минут, которые уделил Эзар из своего занятого расписания на молниеносный разговор на балконе. Ник в неловкой позе застыл напротив него: сидит, как аршин проглотил, спина прямая, ладони на подлокотниках, обе – и живая, левая, и черная кожаная перчатка. Видя, что тот не торопится распечатать принесенный подарок, Эзар взялся за дело сам. Извлек из ножен кинжал, по-простецки зажал бутылку коленями.
– Не стану врать, что ради тебя бросил все дела. – Он ловко поддел пробку. Полстакана вина должны поправить дело. – Скорее рад, что в них выдалась передышка, и я смог освободить пару часов. И вот еще что. На этот вечер без чинов. Почтительных церемоний я и во дворце накушался.
Ник улыбнулся, повел наконец левой ладонью, правая так и осталась лежать бесполезной.
– Да я растерялся просто. Мы с вами слишком давно не виделись.
– Верно, немало лет прошло с тех пор, как мы с тобой летали. Пять… нет, шесть?
– Шесть. Вы с тех пор высоко залетели, полковник…
Голос отставного пилота звучал чуть опасливо. "Неужели он всерьез проверяет, не стал ли я спесивым болваном, который оскорбится на отсутствие верноподданнических изъявлений от старого друга? С другой стороны, а что ему делать? Патриотически вызваться стать под мои знамена, чтобы услышать в ответ, что для однорукого работа – только писарем в штабе? Вот он и дичится". Идет война, бывшему офицеру неловко отсиживаться в тылу. Конечно, разумнее притвориться, что зелен виноград, а нейтралитет – твоя осознанная и взвешенная позиция.
– Да. Взлетел. И не собираюсь терять высоту, – усмехнулся Эзар. – Обратной дороги, сам понимаешь, нет. Или мы снимем с этого поганца Юрия голову, или… – он сжал руку в кулак. – Но пить мы с тобой будем сейчас не за это. За встречу!
Вино было терпким, обманчиво легким. Не любимый Эзаром коньяк, но цели напиться всерьез он перед собой и не ставил. Ник тоже отпил небольшой глоток, повертел головой, придвинул поближе корзинку с яблоками. Эзар захрустел яблочком. Идиллия. Почти домашний уют. Полка с книгами, старый потемневший гардероб с резьбой, бархатные занавески…
– Ты крепко здесь застрял, – заметил он, скользя взглядом по окну. Зашторить бы. Осенним днем от него все равно особого света нет. – Форратьеры богаты, твоя служба здесь не сказать, чтобы сложная. Но самому-то не скучно? Когда война закончится, приезжай в столицу.
– А кому я там нужен?
– Отставить самоуничижение. Мне нужен, допустим: был бы доверенный человек, а служба найдется, Негри вон аналитиков не хватает. Тебя здесь что-то держит? Обещание, денежный долг, приятный климат, я не знаю. – Его вдруг осенило. – Или тут не "что", а "кто"? Э, если так, Ник… Может, я со своим интересом не к месту, тогда не чинись и скажи мне об этом прямо. Ты это всегда можешь. А то и попросить помощи, если надо кого-то уговорить. – Он хотел пошутить, что императорам, вообще-то, не отказывают, но мгновенно понял, КАК истолкует эту фразу его бывший любовник, и прикусил язык.
Ник одним глотком допил вино и со стуком поставил стакан на стол, чтобы тут же спешно потянуться к бутылке – добавить. Развезет тебя, приятель, без закуски, подумал Эзар, глядя, как из позвякивающего о край горлышка стекает в бокал красная струя, но добрый совет придержал при себе.
– Я однорукий, – отрезал отставной пилот, быстро приканчивая и второй стакан. Доброе вино оседало в нем не легкостью, а досадой и злостью. – Калека. Почти мутант. Какую несчастную вы собираетесь мне посватать?
– Да никакую, – от такого напора Эзар опешил. – Сдай назад, Ник. У меня на твою персону другие виды. Можно сказать, совсем наоборот.
– Это как? Увы, разводить меня не с кем. – Ник фыркнул, на мгновение внезапно помолодев из мрачного ветерана до мальчишки двадцати с хвостиком лет.
– А ты не спирт, чтобы тебя разводить. – Эзар наконец-то определился, с чем он пришел сюда. Смешно сказать: отгулять в знакомой постели остатки свободы. Хотя уж у кого, как ни у императора, свободы поступать по-своему – хоть ложкой ешь. Он решительно придвинулся, положил ладонь Нику на плечо. – Хотя захмелеть от тебя – запросто.
Плечо под его рукой дернулось, и со злостью, сминающее всякое почтительное обращение, Ник припечатал:
– Что, снизошел? Передумал?
– Да тебя подменили, что ли, раз такое несешь? – возмутился Эзар, разворачивая собеседника вместе со стулом. – Уж ты меня знаешь. Когда, скажи на милость, мне для желания нужно было что-то еще… кроме желания? – Он подумал и прибавил с легкой неуверенностью: – Или ты мне до сих пор Деми не простил?
Деметрой звали ту самую красавицу-гречанку, к которой склонилось переменчивое сердце комполка после того, как молодой пилот его оставил. Но нет, Ник помотал головой. Хорошо. Эзар уперся обеими ладонями в подлокотники, навис над ним, заключая его в клетку своих рук.
– Я, может, потому так и злюсь, что теперь придется сдать и этот бастион, – неожиданно для себя самого поделился он. Видно, хмель берет его быстрее, чем он сам полагал, а осенние яблоки на полноценную закуску не тянут.- Нужно мне жениться. Трон укрепить. Нужно, брат, а у меня от этого «нужно» применительно к койке любой интерес падает до нуля.
Бывший лейтенант выставил перед собой обтянутую черной перчаткой ладонь – то ли прикрываясь, то ли отпугивая протезом вместо живой плоти:
– Ах вот оно что… Проверить хочешь – если даже со мной не упадет, значит, и на жену решимости хватит?
– Уел! – Эзар рассмеялся и, потянув за здоровое запястье, поднял его из кресла, встав вплотную. – Вот таким я тебя помню. Тихий мальчик, а что-то скажешь – как отрежешь. Но все же ты не вздумай сравнивать. С женой я так не стану…
Он обхватил ладонью затылок Ника, притянул его, не сопротивляющегося, к себе и поцеловал.
Ника, умницу, сразу как переключили – он не стал ворчать "телячьи нежности", не переспросил "а ты уверен?", не ощетинился показной гордостью. В руках откликнулся, обнял, пусть одной рукой. Эзар попятился, не выпуская бывшего – да нет, к черту, вернувшегося! – любовника, и пытаясь одновременно на ощупь зацепить шнур шторы. Парень, фыркнув, вывернулся из его объятий и деловито, с привычной ловкостью принялся одной рукой расстегивать пуговицы.
– Отвернись, – потребовал он, вдруг замерев на половине движения.
– Но мне твое ранение не мешает.
– А мне мешает. Давай, задерни шторы, кровать расстели, китель сними, или что ты там хотел сделать? Ну, пожалуйста.
– Глупости. – Эзар улыбнулся, наконец-то наощупь цапнул шнур, и шторы с шорохом сошлись. – Что ты как девица. Не снимай рубашку, если тебя это смущает.
Ник заметно поколебался, потом решительно стащил домашнюю куртку и штаны и неуклюже попытался комом запихнуть их на полку гардероба. Одежда не лезла, он запустил туда руку и принялся торопливо шуровать. Вот уж распустился бывший кадровый военный, мысленно улыбнулся Эзар. которого это зрелище скорее умилило. Он хмыкнул, парень обернулся со смущенной улыбкой на лице. От этой улыбки и от вида полуголого Ника у Эзара в голову шибанул хмель пополам с тестостероном. Эта картинка была из тех времен, когда он сам был на семь лет моложе, всех проблем оставалось – раздолбать проклятых цетов, а один бесцеремонный мальчишка из его офицеров заявился к нему, не много не мало, с признанием, что влюблен.
То, что оставалось между ними сейчас, было меньше влюбленности, но все же больше, чем простой разврат, и Ник, откровенно пахнущий желанием, был уже готов шагнуть к нему, когда раздался стук в дверь. Отставной лейтенант подпрыгнул, словно подросток, которого застали на горячем. Одежда вывалилась на пол, глухо стукнула пряжка ремня, Ник вполголоса ойкнул.
– Я никого не жду, и… – быстрым шепотом начал оправдываться он и осекся.
– Мистер Эбернетти? Мистер Эбернетти, откройте!
Голос женский? Интересно.
– Эбернетти, я знаю, что вы там! Откройте, мне необходимо с вами поговорить.
Ник, который уже нагнулся за штанами (совершенно бесполезное действие, поскольку Эзар все равно не дал бы ему открыть дверь, разве что замок горит), замер на месте, потом осторожно подпихнул одежду ногой.
– Миледи Амалия? Сожалею, я сейчас не в подходящем виде. Я… спал. Если у вас срочное дело, я найду вас через полчаса.
Хорошо, что в комнату форратьерского учителя вела не старинная дубовая дверь, а так – тонкая изукрашенная древесина, отлично пропускающая звук. Иначе Нику пришлось бы приоткрыть створку, чтобы не переспрашивать через слово "А? Чего?". С другой стороны, запоздало сообразил Эзар, это значит, что заниматься любовью им придется в тишине. Если они сегодня вообще доберутся до койки, при таком раскладе.
Голос за дверью только набирал обороты:
– Спали? В этот час? Нильс, я уверена, что вы в комнате не один! Откройте немедленно.
– Миледи…
"Ты что, спишь с ней?" попытался пантомимой изобразить Эзар, ошарашенный тем, что перед ним, похоже, очередная жертва любвеобильной вдовы. Широко развернулась дамочка, ничего не скажешь! Ник, с глазами как два пятака, в ответ развел руками – не понимаю, мол, о чем вы.
– Передайте этой дрянной девчонке Софи, я знаю, что она сейчас у вас! Мало того, что она смеет при всех на вас заглядываться, так ее бесстыдство дошло до постели! Пусть она только выйдет из комнаты, и я дам ей расчет немедля. А вы… вместо того, чтобы подавать пример должного поведения юным воспитанникам, развращаете моих служанок? Я готова задуматься о том, достойны ли вы своего места у меня на службе.
– Нет у меня вашей Софи, честью офицера клянусь. У меня… болит рука, я принял лекарство и лег. Кстати, скажите мальчикам, чтобы не беспокоили меня до вечера.
– Нильс Эбернетти, если вы мне лжете… – донеслось из-за двери угрожающее. – Я узнаю, и вы горько об этом пожалеете. Пусть вам дал рекоменда…
– Леди Амалия! – рассерженно рявкнул Ник, перебив ее на полуслове. – Я поклялся вам честью. Такими словами я не бросаюсь.
– Хорошо, – неохотно согласилась дама. – Подойдите ко мне вечером. Я хотела поговорить с вами насчет завтрашних занятий.
По каменным ступеням процокали, удаляясь, каблуки. Ник привалился к стене, вытирая лоб, и вдруг захихикал.
– Ну надо же. Чуть не спалились.
Да уж. Хороши бы они были, обнаружь их вместе эта поборница нравственности. Эзар был бы особенно хорош, прямо на обложку новостей, даром что даже китель до конца не снял. Его моментально продрало сдерживаемым ранее приливом адреналина. Если он сейчас цапнет Ника, разложит его здесь, не стесняясь…
– Сюда, – коротко приказал он, хлопая по краю постели. Ник послушно плюхнулся рядом и уже протянул руку, чтобы по правилам помочь ему раздеться. Эзар отвел его пальцы – двумя руками он справится быстрее, чем мальчишка одной, и той слегка дрожащей. Он избавился от одежды сам, решительно распорядившись: – А ты лежи.
Зрелище Ника, худого, белокожего, в одной распахнутой рубашке, лежащего навзничь… такое зрелище способно соблазнить и святого, а не только мужчину, последние полгода жертвовавшего личной жизнью в пользу политики. Эзар сглотнул, присел рядом.
– Почему эта мадам пришла проверять твою постель? У тебя с ней что-то было? – это прозвучало слишком требовательно, пришлось смягчить усмешкой.
– Обижаешь. Я помню твою присказку "я сплю лишь с тем, что – мое". У Амалии я только в услужении. – Ник усмехнулся и положил ладонь ему на бедро, сжал пальцы, чуть царапнув. Так откровенно провоцировать парень приучился уже на излете их отношений. У Эзара аж мурашки по коже побежали от удовольствия. – Не ревнуй, иди ко мне.
"Значит ты – мой? Прекрасно".
Он и пошел. До конца раздел Ника, оставив лишь рубашку, повертел, затискал всего. Кожа у того была горячая и взмокшая, и он ежился под прикосновениями. Тут уже долой всякие переживания, оставалось только чистое, привычное телесное удовольствие. Заминка случилась разве что с тем, какую позу выбрать, чтобы не тревожить покалеченную руку, но с этим они быстро разобрались. Ник тяжело задышал, возбудился с первой же минуты и дал ему так, что Эзар уверился: этот тоже не один месяц провел на жесткой сексуальной диете. Хоть и с одной рукой, а спину любовнику он умудрился расцарапать, и рот ему в самый интересный момент тоже пришлось затыкать. А потом все закончилось. Как обычно рано или поздно кончается хорошее.
– Ты сейчас… пойдешь уже, наверное? – выдохнул взмокший, довольный Ник.
– Ага, наверное. – Эзар поцеловал его куда пришлось – между плечом и шеей – сел и принялся одеваться. – Не хочу пропадать слишком надолго, а то меня хватятся. У меня, понимаешь же, дела сейчас, у тебя… тоже, эта твоя бешеная Амалия ждет. Как ты вообще к ней попал?
– Один хороший человек из госпиталя меня порекомендовал. Ты его точно не знаешь, – быстро отозвался Ник из-за спины. Послышался скрип пружин – видимо, тот тоже подбирал свои манатки с пола.
А мелкие Форратьеры что-то говорили про "дядю Доно", который привез им учителя, припомнил Эзар вдруг. Это звучало логично, учитывая, что Эбернетти доверено готовить к экзаменам отцовскую гордость – лорда-наследника. Логичнее, чем "аноним из госпиталя". Ник перебил Амалию на полуслове, когда она об этом заговорила, если уж на то пошло. Ник врет ему? Не ревности же тот опасается, в самом деле…
– Все равно, не место тебе здесь киснуть, – решил Эзар. – Завтра поговорим, я тебе точно обещаю…
Накатило неожиданно и необъяснимо – то чувство настороженности, которое в войну приходило к Эзару в засаде в самый, казалось бы, спокойный момент. Чутье на неизвестную опасность. Потянувшись за правым сапогом, он еще машинально договаривал, как непременно найдет Нику место получше, но сам напрягся, как струна. И, услышав неуместный звук, император Барраяра кинулся на пол, не раздумывая.
Жужжание. Парализатор.
Автор: jetta-e
Иллюстратор: Liarnetta (aka Вениамин Фолк)
Ранее главы 1-3, 4-5. Далее главы: 8-9, 10.
главы 6-7
6. Генерал граф Петр Форкосиган
Праздник шумел, волновался, накатывал и отступал, как прибой. Танцы были в самом разгаре. А два графа стояли с бокалами в руках и беседовали.
– Будьте настолько любезны, граф Петр, расскажите мне, что за переполох случился у вас вчера вечером? Шум, я бы даже сказал? – как бы между делом поинтересовался граф Форратьер, окидывая благосклонно рассеянным взглядом бальную залу, где разворачивалось самое веселье по случаю помолвки его милой дочери.
Вчера вечером даркойская операция вступила в следующую фазу: была со всем тщанием проведена имитация аварии на складах химического оружия, и ввиду якобы просочившегося фитаина введен в действие план эвакуации. Для маленького гарнизона, разместившегося в форратьеровском поместье, это означало, что резко активизируются радиопереговоры, высшее командование станет бдеть и по ночам, несколько офицеров спешно отбудут к войскам – в общем, все, заметное любопытному и внимательному взгляду.
– Вчера? Шум? – генерал Форкосиган поставил бокал, откашлялся, оглянулся, убеждаясь, что рядом нет слишком любопытных желающих присоединиться к разговору – словом, потянул паузу, как только мог. – Знаете, кузен, мне неловко в этом признаться, но вчера как стратег я… э-э, потерпел некоторое фиаско. Нет, серьезное поражение, говоря без обиняков, Ошибся, недооценил противника.
Он посмотрел в центр залы, убедился, что нужного цвета платье лоцируется в добром десятке метров отсюда и продолжил многозначительно, чуть понизив голос:
– Ваша золовка и моя сваха – женщина немалых достоинств, заметных невооруженным взглядом – вчера решительно сменила осадную тактику на наступательную и нанесла мне сокрушительный удар с двух флангов одновременно.
– Амалия? – граф Форратьер удивленно приподнял бровь, будто бы не зная, как его родственница обхаживает вдового генерала.
Петр набрал воздуху в грудь, оскалился в улыбке, и его понесло на полном скаку:
– Увы! Когда я прибыл к ней вечером поговорить о… скажем так, обсудить детали помолвки, то выяснилось, что дамский корсет – еще то оружие. В точно рассчитанный момент леди подорвала его, как мину замедленного действия, и нанесла решающий удар, рухнув в обморок мне на руки. Противник в моем лице оказался смят и морально уничтожен, а затем атаку поддержали минометы – как, скажите, иначе назвать эту ее горничную, с завываниями влетевшую в комнату?
Форратьер завороженно слушал. Форкосиган излагал вдохновенно, как когда-то в войну травил байки у солдатского костра:
– … Окруженный и подавленный численным превосходством противника, я уже решаю, что живым не сдамся, и случайным озарением лезу в карман, так сказать, за последней гранатой. "Застрелюсь!" думаю я. И вот я открываю ладонь и обнаруживаю на ней, черт побери, коробочку с кольцом. Тем самым, что доставили для помолвки моего мальчишки. Амалия радостно вскрикивает, будто это не она только что падала, как подорванный мост, и уже набирает воздуху в грудь, чтобы заявить, что принимает мою капитуляцию, и я понимаю, что еще минута, и я пропал. И вдруг, благослови его боже, пищит рация, и меня срочно вызывают…
Надо сказать, в этом месте Форкосиган почти не приврал. В тот момент он действительно находился в комнатах свахи. И звонок с вызовом от Форинниса – штабного связиста, которого он не иначе как шестым чувством защитил на днях от подозрений Негри – прозвучал в идеально подходящий момент, спасая его если не от придуманной катастрофы, то от настоящего конфуза. Хотя, конечно, в рассказе стоило сгустить краски до буффонады, а доля сдобренного военными терминами грубоватого юмора была отмерена им точь-в-точь, чтобы заставить слушателя расхохотаться в нужных местах, а его гостей – понимающе оглянуться и потерять интерес: ну, конечно, генерал Форкосиган и его знаменитые военные истории, все понятно и даже скучновато.
– Тогда я, заорав по старой привычке "Ура!", выполняю маневр отступления. Связываю противника в лице этой вокально одаренной горничной необходимостью поддерживать свою госпожу, а сам, прыгаю, э, в окно веранды. Где и встречаю Негри, который тоже слышал все эти крики и готов поднять в ружье охрану. После чего мы, – он покаянно вздохнул, – бесславно бежали.
Граф Форратьер наконец-то разразился хохотом. Граф Форкосиган, выпаливший всю вышесказанное на едином дыхании, рассмеялся тоже. Затем он дождался главного – когда его кузен отсмеется и задаст тот самый вопрос, ради которого этот разговор и был начат:
– Но что же за срочное дело так вовремя спасло вас, Петр?
– Именно об этом деле я и собирался с вами поговорить, – мягко произнес Форкосиган, обрывая смех, беря хозяина дома под локоть и отводя в сторону. – Тот переполох серьезнее, и, в отличие от корсета леди Амалии, прыжком из окна не поправишь. Даже если я перевешаю раздолбаев, допустивших одну дикую глупость, решать что-то придется, причем срочно. И тут, мой дорогой сват, чертовски кстати оказалась бы ваша помощь…
Поскольку новость о взрыве на складах химоружия уже достаточно расползлась, войска и горожане Даркоя забегали, как растревоженные муравьи, а первые колонны эвакуации потянулись прочь из города. На этом этапе генералу Форкосигану, несмотря на его неубедительные протесты, отводилась всего лишь прозаическая роль дезинформатора. Сложность была в том, что договоренность о перемещении якобы пострадавших заводов как таковая ему не требовалась – иначе пришлось бы потом откатывать все назад и признаваться Форратьеру то ли в блефе, то ли в собственном незнании. Не переговоры, а видимость переговоров, с экивоками, отступлениями и осторожной торговлей. Петр Форкосиган предпочел бы нормальные боевые действия, он солдат, а не дипломат, но даже он не мог не согласиться, что в качестве показного переговорщика будет наиболее полезен. И никто не мешал ему начать эти переговоры прямо сейчас, прикрыв от любопытных громким хохотом и пикантным рассказом.
Известие о катастрофе в окрестностях крупного металлургического комплекса, поставляющего жизненно важные боеприпасы для нужд армии, вызвало у графа Форратьера должное сожаление, но и только. К соглашению он прийти не спешил. Разумеется, он был бы рад "принять беженцев-рабочих из провинции своего друга Форлакиала и взять их под свою руку", но такой роскоши ему никто не предлагал. А граф Форкосиган был бы не против договориться "об аренде производственных мощностей графства Форратьер для нужд армии", но тут уперся уже хозяин дома, возразив, что "при всем, кхм, уважении к Его Величеству, он пока не видит возможности изыскать значительные ресурсы, которыми мог бы поддержать того в войне". Все это высказывалось ими друг другу вполголоса, с самыми любезными улыбками на лицах, под звуки менуэта и танца отражений.
Конечно, эта беседа была не более, чем пробным шаром перед настоящим разговором, который должен был состояться где-то послезавтра. Сначала граф Пьер серьезно поговорит с Доно, потом придет время торговаться всем вместе за пакет уступок и предложений в целом. Доно уже прибыл для переговоров – Петр заметил его смазливую физиономию среди гостей, но, своего же спокойствия ради, не слишком в ту сторону смотрел. Личных счетов к художнику с его артистическими странностями он не имел, но все, связанное с Юрием, отзывалось зудом у него в кулаках просто рефлекторно. И все-таки совсем не поглядывать в этом направлении Форкосиган не мог. Хотя, казалось бы, вид у Доно Форратьера был не такой наглый и вызывающий, какого можно было ожидать, и все же что-то в этой картине генерала изводило. Если не физиономия Доно, то пара каменных рож рядом с ним. Всякий раз, когда генерал Форкосиган косился в сторону лорда Доно, рядом с тем неизменно маячил либо молодой белобрысый дылда, либо скуластый тип постарше, который так и буровил толпу щелочками темных глаз. Могли бы хоть для приличия в бальном зале сделать вид, что они не охрана… или, скорее, конвой? Или, напротив – это подручные Доно для всяких и разных дел, чтобы самому руки не пачкать, только притворяются, что они – конвой, стерегущий невинного ягненка Доно, чтобы не отмочил чего неподобающего? Гадать бессмысленно, проще спросить у Негри, когда прием кончится и тот сможет свериться с досье и сделать запрос своим чудо-мальчикам в столице.
Вот чертова вечеринка. Ничего. Если Амалия не станет приставать к нему с глупостями после вчерашнего конфуза, если Эйрел не напьется – о чем отец его, кстати, заранее сурово предостерег, если Доно не будет мозолить ему глаза, если его хитроумное Величество не затеет по ходу новой зубодробительной комбинации – тогда генерал Форкосиган вскоре сможет спокойно уйти с бала и вернуться к своим драгоценным штабным сводкам и донесениям разведслужбы.
И все же… какая рожа неприятная у этого узкоглазого телохранителя, раздраженно подумал Петр и для верности повернулся к источнику досады спиной. Надо бы в этой толпе отыскать Эйрела – а как его легко отыщешь, если пацан макушкой отцу едва до плеча достает? – и дать пару приличествующих случаю родительских наставлений.
***
– Послушай, Негри, – перехватил назавтра генерал Форкосиган капитана, спешащего куда-то по своим многочисленным делам. – Хотел тебя спросить…
– Что-то серьезное? – непроницаемое широкоскулое лицо едва заметно озарилось проблеском внимания.
– Да нет. Но и не очередные неприятности с бабами, – добавил генерал напрямую, хотя Негри, разумеется, ничего такого себе не позволил сказать бы ему в лицо.
– Как я мог бы такое подумать, сэр, – даже не улыбнувшись, парировал тот. Специально он, что ли, тренируется по вечерам делать бесстрастную физиономию, в очередной раз подумал Петр. Спору нет, для шефа безопасности смотрится впечатляюще, но самому-то не надоело?
– Ты вчера внимательно разглядел сопровождающих Доно?
– Разумеется. При прибытии их осмотрели как положено. Оружие мы им не позволили, как и было договорено, из электроники у них простые парные рации, на сканерах они фонят не больше обычного, а в то, что кто-нибудь из них тайно протащил бомбу в заднем проходе, я не верю. Хотя, конечно, я специально поставил людей отслеживать этих субчиков, и к императору ближе, чем на десять метров, они не приблизятся при любом раскладе. Вы не о том беспокоитесь, генерал: если у Юрия есть глаза и уши, они наверняка уже здесь, в замке. А эти двое – специально, чтобы отвлечь наше внимание и заставить распылять наши и без того не безграничные силы. Если бы я знал, что нам придется здесь задержаться, я бы взял с собой усиленную роту охраны…
– Верю, верю. Твои орлы и перочинного ножика с ними не пропустили бы, и каждый комок жевательной резинки проверили бы, не пластиковая ли это взрывчатка. Но мне, смешно сказать, физиономия одного из них не нравится. То есть они оба – не подарок для глаз, но тот, что постарше… я эту рожу вчера всю ночь вспоминал.
Прозвучало двусмысленно, словно физиономия охранника Форкосигана впечатлила или – ха-ха – напугала. Но Негри не ухватился за эту оговорку, только спросил скучно:
– Он вам знаком?
– Не знаю. – Петр задумчиво хватил кулаком по ладони. – Понятно, что он из людей этого паршивца Юрия, других бы не прислали, но где я его видел… Потому у тебя и спрашиваю, капитан, что понятия не имею. Физиономия у него подозрительная, и имя… сам посуди – что это за имя, Джон Смит? Вот и разберись.
Этот разберется! Едва Форкосиган переложил проблему на Негри, у него словно камень с души упал, и осточертевшая физиономия с пятном под бровью перестала маячить перед глазами. Хм. Пятно. Родинка у него там или еще какая пакость, или дорожную грязь не смыл, только еще приглядываться не хватало… Что-то неприятное смутно промелькнуло у Форкосигана в голове и исчезло, погребенное под ворохом оперативных сводок. А всплыло, когда Эйрел в очередной раз прибежал к нему с поручением.
– А ну-ка! – рявкнул он непроизвольно, но тут же умерил голос, увидев, как замер сын. – Нет, погоди. Сядь, мне с тобой надо поговорить.
Эйрел смотрел ему в глаза, чуть исподлобья, напряженно, как… как пленный на допросе, всплыло в голове неожиданное сравнение. Петр прикинул, что разговор сейчас предстоит непростой, и честно попытался это напряжение сбить:
– И нет, ты ничего не натворил. Мне нужна твоя помощь, лорд Форкосиган.
Вот теперь перед ним был уже не пленный на допросе, а солдат на плацу во время инспекторского смотра, с горящими глазами: "Да, сэр?"
– Это не ты мне когда-то рассказывал про человека с родинкой под бровью?
– Когда? – переспросил мальчик с таким недоумением, что Петр только вздохнул:
– Вот и я спрашиваю тебя, когда? Мне кажется, это был ты. Помоги мне вспомнить, парень.
Не совсем честная задача – "принеси то, не знаю что", но Форкосиган надеялся, что, если сын хорошенько постарается, ключ в разгадке отыщется в его цепкой, хотя и по-детски неорганизованной памяти. Они молчали. Петр мерил Эйрела выжидательным взглядом, а тот, сосредоточенно прикусив губу, ковырял половицу носком сапога.
– Со шрамом, – вдруг вспомнил он. – Я тебе говорил про человека со шрамом под бровью, отец. Помнишь, когда во дворце нас с Зелигом не пустили в зал императорские гвардейцы? Он им приказывал. – Мальчик помолчал и договорил совсем тихо: – Тем самым гвардейцам, которые потом к нам пришли… в Ночь Резни.
Что ни говори, а Петр Форкосиган лишь изображал из себя несдержанного холерика. На самом деле два десятка лет партизанских засад и невыносимо медленного оттеснения подлого врага с родной земли сделали его человеком терпеливым и закалили самообладание до крепости камней в его любимых горах. Он не выругался, не встряхнул сына за плечи, не стал выспрашивать дальше. Только снял с пояса рацию и ровно произнес:
– Негри? По поводу человека, о котором мы говорили утром. Да, телохранитель. Сделай мне его снимок крупным планом, капитан, и без фона. Со вчерашних камер, с чего же еще? Нет, не спрашивай, потом объясню. И перешли мне. Да, срочно, очень. Отбой.
Он поднял взгляд, встретился с встревоженными глазами сына и подтвердил веско и скупо:
– Молодец.
К этой похвале он не прибавил больше ничего. И так мальчику должно быть понятно, за что он заслужил одобрение: не отвлекается на переживания, даже в стрессе умеет сосредоточиться, отвечает четко и по делу. И пусть, в конце концов, результатом разглядывания снимка стало не четкое опознание, а сомневающееся: "Глаза такие, а вместе не знаю", этого Петру было вполне достаточно. Негри пробьет разыскиваемого по своим каналам, вместе они сложат два и два, и если это один из командиров головорезов – Форкосиган порвет мерзавца в мелкие клочки с особой жестокостью.
А Эйрел… Петр подумал было запретить сыну даже приближаться к этому человеку, но, здраво поразмыслив, решил, что с подростком такой запрет сработает с точностью до наоборот. Запрет без объяснения разожжет его любопытство. С объяснением же и того рискованнее: его сын – Форкосиган, несмотря на годы, и юного мстителя, чего доброго, придется за шиворот оттаскивать от предполагаемой цели. Поэтому Петр самым своим скучным тоном повторил прежние приказы "без сопровождающих из замка ни ногой" и "докладывайся о своем местонахождении постоянно, ты сейчас будешь нужен" и получил в ответ обычный молчаливый кивок.
Зато в комнату к Негри генерал Форкосиган не вошел – влетел, грохоча сапогами, пристукнул кулаком по столу и с ходу потребовал, чтобы вышел связист, которому капитан что-то надиктовывал. Умница Негри сразу понял, что лучше не спорить – а то в неподдельном бешенстве генерал разнесет что-нибудь вдребезги, и не факт, что не ценное.
– Так. Ты уже проверял этого хрена с горы по спискам головорезов Юрия? – потребовал Форкосиган. – Нет? Так чего же ждешь? Эйрел мой, и тот догадался! Если этот тип командовал юриевскими расстрельными отрядами, он самое малое на сутки зажился на этом свете.
Он выругался, шумно выдохнул, и уже ровным тоном изложил главное, ради чего явился – непреклонное, полное ледяной ярости требование не просто отдать ему голову одного из убийц, в ту ночь пришедших за его семьей, но посодействовать в справедливой мести.
Ледяная ярость, увы, столкнулась с каменным упорством капитана – и было неясно, что одержит верх в этом столкновении геологических формаций.
– Император своим словом пообещал гарантии безопасности Доно, а с ним и его людям, – первое, на что незамедлительно указал Негри. – Спасибо, генерал, что обратили мое внимание на этого человека – теперь мы будем за ним следить еще более пристально, как за явной угрозой…
– Так лучше, может, эту угрозу устранить? – с надеждой подсказал Петр.
– … и одновременно объектом возможной провокации, – договорил Негри. – Сложной и, возможно, многоступенчатой. Именно поэтому вы не вправе позволить себе поддаваться на нее, генерал, и нарушать обязательство, даже не вами данное.
– Провокации? Негри, до тебя так и не дошло, что мы имеем дело с сумасшедшим? Тонкость ходов Юрия я уже успел оценить…на личном опыте. Если он хочет кого-то убить, то просто отдает приказ об казни. Без экивоков.
– С Юрием мы переговоров не ведем. А гарантией благоразумия и гостеприимства графа Форратьера служит все его семейство, собранное под одной крышей. – Негри пожал плечами.
– Если этот тип на Эзара нацелился, а это вероятнее всего, то все остальное ему будет побоку, и на форратьерских детишек с женщинами тоже – плюнуть и растереть. – Петр стиснул зубы, стирая вставшие перед мысленным взором картины той самой ночи. Его голос понизился до тихого, опасного рыка: – Уместно ли осторожничать и за каждым кустом искать провокацию, когда твоего императора уже в прицел ловят? А, Капитан Безопасность?
– Уж кто здесь мастер провокаций, так это вы. Желаете пришибить голубчика, так и скажите, – отозвался Негри, не впечатленный и даже не разозлившийся. Стало понятно, что, нахрапом Петр желаемого не получит. Капитан всмотрелся в комм-пульт, полистал страницы, развернул черно-белый снимок над пластиной.
– Да, это не рядовой охранник. Майор Элмер, как подсказывает файл – если мы не обознались, конечно. Но насчет диверсанта я сомневаюсь. Равновероятно, что это киллер, шпион, или просто параноик Юрий отпускает Доно от себя только под строгим надзором доверенного человека. Не из пальца же собирается этот тип стрелять в Его Величество, а оружие мы у них конфисковали. И, добавлю, с дистанции в полсотни метров – потому что ближе я его к императору не подпущу. Что ж, теперь еще приставим к майору постоянный "хвост" со сканером, на всякий случай. Но не больше.
– А может, все же?.. – попробовал Форкосиган последнюю попытку. – Его ведь не обязательно убивать у всех на глазах. Радикальный несчастный случай, вроде драки со смертельным исходом или падения в открытую бочку с фитаином меня тоже устроит. Будет шпионам Юрия урок.
– Нет, – отрубил Негри. – Тайную охоту за головами здесь тем более вести никто не будет.
Форкосиган на секунду опешил. Он уже был готов рявкнуть: "Много о себе вообразил, капитан! Твое дело – отвечать "есть, сэр!", когда старший по званию приказывает", но передумал. Уставное почтение капитана Негри держится ровно в рамках служебных инструкций, согласно которым шеф имперской безопасности никому, кроме собственно императора, не подчинен. Любой генерал, даже облеченный всяческими полномочиями, самый прославленный и т.д., для него не указ – максимум, уважаемое лицо, к мнению которого следует прислушаться. Зато капитана есть одна любопытная черточка – смирение паче гордости, когда идеально выполненная работа – награда сама по себе. Поэтому вместо того, чтобы шумно метать громы и молнии, Петр сменил тактику и язвительно хмыкнул:
– Интересно. А ты не спешишь доложить Эзару, что в полукилометре отсюда засел киллер, которого стоит срочно убрать, пока он за дело не взялся. Что так? Боишься разноса за то, что проглядел угрозу?
– Не брали бы вы меня на слабо, генерал, – отозвался Негри почти задушевно. – Не выйдет. Он под защитой императорского обещания. Поэтому ни вам, ни кому другому из нас объект и пальцем нельзя тронуть. Я бы попросил и ваше слово, что здесь, у Форратьеров, вы на него не нападете. Иначе мне придется поставить людей следить еще и за вами. Не хочу ни оскорблять этим вас, ни создавать дополнительную работу себе.
– Полагаешь, ты сможешь мне помешать, если я всерьез решу его прибить? – проворчал Петр. Пожалуй, этот сможет, но не укреплять же Негри в подобной уверенности.
– Не знаю. Но смогу создать вам достаточно проблем. А вы – мне. Предлагаю другой путь, милорд. – Негри добродушно улыбнулся; выражение, столь редкое на его невозмутимой физиономии, что оно одно давало основание бить тревогу. – Вы даете мне свое форское слово не трогать майора – а я прослежу за ним и разработаю операцию по его обезвреживанию так, чтобы не нарушить императорского обещания. Доно и его люди должны покинуть этот замок невредимыми, верно? Дальнейшее будет уже нашей задачей: накрыть их по дороге, разделить и осуществить вашу мечту о справедливой мести, граф Форкосиган.
Он встал, отряхнул ладони и припечатал:
– Терпеть не могу шпионов. Чужих.
7. Император Эзар Форбарра
Доно Форратьер, несмотря на всю свою экстравагантную репутацию, сумасшедшие эстетические вкусы и граничащее с невозможным умением удерживаться уже не первый год подле Юрия Безумного, внешность имел самую заурядную. Темноглазый, однако не до характерного форратьерского пронзительного блеска во взгляде, с собранными в короткий хвост волосами и не то чтобы полноват, но на привычный к военной выправке взгляд Эзара какой-то рыхлый. Не красавец, отнюдь, впрочем, задумываться о том, спит ли Юрий со своим фаворитом и за какие красивые глаза, Эзару категорически не хотелось. А еще Доно весь разговор отводил взгляд, запинался, что то и дело хватался за карандаш и принимался что-то черкать на бумаге – что позволяло заподозрить в нем, на выбор, либо умственную недостаточность, либо изощренный саботаж, либо подступающую панику.
– Если леди Катарина, э… изменила свое мнение и выбрала вас, – начал он деловую часть разговора совершенно невпопад, – я, конечно же, пожелаю вам обоим счастья…
Эзар мысленно поморщился, вообразив себе все предстоящее счастье в полном объеме, но терпеливо ответил:
– Я польщен добрыми чувствами с вашей стороны, однако мне требуется от вас иное: формальное подтверждение того, что вас с миледи не связывают никакие обязательства.
– А как же, э-э, форское слово? – моментально стушевался Доно. – Наша с нею помолвка состоялась, гм, прилюдно, вот Пьер подтвердит, правда, братец? Даже посмей я утверждать нечто обратное, меня просто ославят, э-э, лжецом или маразматиком. А в мои годы, знаете, еще рано…
Пьер молча и беспомощно пожал плечами: мол, сами видите, сэр, что мой брат за невозможный тип. В этом разговоре граф Форратьер по большей части выступал в роли молчаливого наблюдателя.
– Рано. Факт. Так что будьте добры, Доно, прекратите валять дурака, – сказал Эзар твердо. – Если вы приехали сюда, значит нам есть о чем поговорить. И чем обменяться, помимо пожеланий счастья.
– А разве вы не хотели, э, просто получить заверения, что я, ну, не против? Когда Кэти… то есть, да, ее высочество Катарина заявит о том, что рвет помолвку, я тут же это подтвержу, слово чести! Но не могу же это сделать я сам? Публично?
– Почему же? – Эзар потихоньку начал терять терпение, хотя надежду еще не утратил.
– Это будет, э, недопустимо, – ответил Доно, почти не запнувшись. – Сомнение в безупречности леди и, значит, оскорбление для ее брата. Юрий мне не простит предательства. Я приехал сюда честно договариваться с вами, но никак не перейти на вашу сторону.
Хм. Похоже, надо немного прижать этого увертливого паршивца. Хотя прижать всерьез не получится… так, зажать в углу и потискать, выражаясь фигурально. Тьфу ты, не о том…
– Я не думаю, – нарочито нахмурился Эзар, – что в моем присутствии уместно демонстрировать свою лояльность Юрию. Это опасно граничит с государственной изменой.
Доно развел руками и, неожиданно улыбнувшись, с нетипичной для такого откровенного штатского храбростью заявил, глядя императору прямо в глаза:
– Для вас наверняка, гм, не новость, что Юрий – мой повелитель. Но государство вряд ли серьезно пострадает от того, что ему принадлежит верность одного-единственного архитектора. К тому же вы обещали мне безопасность, сэр.
– На время этого визита – допустим. Но мне сложно будет не гневаться потом, видя, что вы превратили этот визит в фарс, по сути не желая ни о чем договариваться.
– Я, а-а… нет. Я очень даже желаю, сэр, – Доно пошел на попятный, демонстрируя, как хорошо он понимает весь спектр неприятных последствий, которые может повлечь за собой как императорский гнев, так и намерение Эзара радикально решить проблему с бывшим нареченным его невесты. – Но договориться, ну, это значит, что результат должен устроить всех, верно? А вы хотите от меня, гм, слишком многое. Пусть лучше Катарина, э, сама скажет, что я от обязательств свободен. Вам же не трудно ее попросить у нее такую малость, ну, перед свадьбой? – Он хмыкнул. – На сестру Юрий злиться, гм, не станет… куда уж больше. А я сразу обеими руками подпишусь и письмо пришлю, в лучшем виде.
Может, придется поступить именно так, если он не вытрясет из увертливого форратьерского братца нужной бумаги прямо сейчас. Хотя чертовски не хотелось бы. Их с Катариной отношения являли собой цепь строго отмеренных взаимных уступок, только для приличия скрепленных видимостью хоть какой-то обоюдной симпатии.
– И что же вы хотите за такую, как вы выразились, малость, Доно? – спросил Эзар ровно.
Тот потупил свои выразительные форратьерские глаза:
– Тоже совсем немного, сэр. Амнистию. Если вдруг… ну вы понимаете, я не верю в такой исход, но что если вам удастся победить? Я бы не хотел попасть в качестве назидательного примера ни в тюрьму, ни в клетку… вы же понимаете, я не солдат, я – человек искусства.
Эзар восхитился. Наглость Доно была тем поразительней, что произносилось все это с совершенно невинным выражением лица.
– Забавная шутка. Я должен буду самостоятельно разрешить этот вопрос с принцессой Катариной, а в благодарность за это изменник-фор получит от меня амнистию?
– В чем-то похоже, – со вздохом признался Доно, – хотя так тенденциозно подано! Но то, что предлагаете вы, сэр, тоже, ну как-то, не похоже на равную сделку. Я должен публично расписаться в акте предательства по отношению к моему государю, в обмен на… на что, кстати?
– Юрий низложен, – припечатал Эзар. – Не буду напоминать, за что. И тот, кто продолжает считать его своим государем, разделит его судьбу, когда эта смута окончится. Вы не последний в этом списке, лорд Доно. Я не угрожаю, не пугаю, всего лишь довожу до сведения очевидный факт. Но если вы сейчас проявите добрую волю, моим ответным подарком будет билет с Барраяра и скорейший беспрепятственный проезд туда, куда вы пожелаете. Я предлагаю вам уникальную возможность скрыться от гнева коронованного безумца и пересидеть гражданскую войну в безопасности, не воюя ни за одну из сторон. Потом, если захотите, вы сможете вернуться. Как видите, я щедр.
– Вы так, ну, уверены, что в этой войне победите?
– Безусловно.
– Вот и Юрий то же говорит, – вздохнул Доно. – А выходит, я должен поверить именно вам и предать его целых два раза, для верности, да? Порвать помолвку с Кэти, а потом бросить его самого? Предложение ужасно, гм, щедрое.
Эзар улыбнулся.
– Будь вы так безоговорочно верны Юрию, как заявляете, вы не приехали бы сюда договариваться со мной с глазу на глаз. И рыбку съесть, и косточкой не подавиться, да? Не выйдет. Это моя война за Империю, Доно, и ваша голова; решайте сами, как уберечь второе от первого. Я даю вам возможность обойтись без драматических жестов. Можете для страховки писать издалека своему повелителю, что печетесь о его интересах, вдохновились примером принца Ксава и ищете военной помощи у инопланетников. Ну или что сами придумаете.
– Э-э, ну, нет… Мне так не очень. Я ведь могу, ну, подумать? – пробурчал Доно, не поднимая глаз и словно всецело поглощенный каракулями на своем листке бумаги.
– Думайте. – Эзар поднялся. Пожалуй, решил он, на сегодня хватит: Доно боится принять решение прямо сейчас и так же боится уехать, не приняв никакого решения. Пусть здраво оценит свои страхи. – Я не торгуюсь: вот товар, вот цена, на размышление у вас сутки и не минутой больше. При всей моей симпатии к Форратьерам, граф Пьер, я и так злоупотребил вашим гостеприимством, и обстоятельства не позволят мне задержаться в гостях дольше. Я видел, граф Форкосиган уже поговорил с вами?..
***
Разговор с Доно засел в Эзаре занозой, неоконченным делом. Он понимал, что стоит помариновать Форратьера, чтобы тот своим богатым воображением успел оценить перспективы и понял, чего больше ему следует опасаться. Но самому ему эти сутки было делать решительно нечего, а не слишком обязательная рутина валилась из рук. Подготовка переписки была и так занятием бесконечным, неизбежным и вызывающим у него изжогу, да и все равно черновики писем и циркуляров останутся ждать его возвращения во дворец, чтобы там воплотиться в непререкаемое императорское слово. Стоять над душой у штабистов, Форкосигана или Негри он считал несправедливым, мысли о свадьбе старательно от себя гнал, разведка не принесла свежих новостей… Все как будто затихло.
И оправдав этим самым свое вынужденное безделье, он после обеда решительно направился с бутылкой к Эбернетти. В конце концов, обещал, а слово фора крепко.
То, что за ним дисциплинированно следовал охранник из СБ, Эзар решил считать меньшим из зол. И то было чудом, что на сей раз Негри не проследил самолично, куда он идет, и не приказал просканировать комнату отставного лейтенанта, прежде чем император переступит ее порог. С охраной же Эзар умел договариваться раньше и не видел причин лишаться этого полезного навыка впредь. Главное – говорить уверенно, но не слишком давить, и выбивать из телохранителя лишь те малые уступки, каждая из которых по отдельности не побудит того спросить разрешения у командира. Что там высокая политика – вот это манипулирование было задачей посложней. Хотя порой Эзар подозревал, что Негри намеренно инструктирует его охрану подобным образом, оставляя за своим августейшим подопечным видимость свободы, чтобы он не взбрыкнул и не отмочил что-нибудь совсем небезопасное.
В общем, компромисс звучал так "займи скрытную позицию на улице, наблюдай вон за тем окном на третьем этаже издалека и не вмешивайся, пока я не прикажу".
Эзар сам пока не знал, чего ждет от этой встречи. Окунуться в вольную атмосферу прошлого? Переупрямить Ника? Хорошенько напиться? Вспомнить, что он не чертов племенной жеребец, а мужчина не из последних, который распоряжается собственным желанием и способен вызывать чужое? Просто потратить вечер, пустой как бутылка, из которой допили последние капли? В любом случае сторож за дверью был бы лишним.
Ник открыл ему дверь с выражением ошарашенного недоверия на физиономии. Никак Эзар не ко времени? Да нет, подопечные учителя Эбернетти сейчас носятся в парке вместе с Эйрелом, он проверил. Эзар выставил на стол спиртное и пару стаканов, окинул беглым взглядом небольшую, аккуратно прибранную комнату со сводчатым окном и вольготно плюхнулся на стул.
– Ну вот, видишь, я явился. Что стоишь столбом, не рад? – Он повел рукой, словно был тут хозяином, и Ник спешно подтянул себе вращающееся кресло. – Не ждал?
– Не ждал, – пожал плечами тот. – Думал, вам сейчас не до этого, сэр.
Законная точка зрения. Особенно после пяти минут, которые уделил Эзар из своего занятого расписания на молниеносный разговор на балконе. Ник в неловкой позе застыл напротив него: сидит, как аршин проглотил, спина прямая, ладони на подлокотниках, обе – и живая, левая, и черная кожаная перчатка. Видя, что тот не торопится распечатать принесенный подарок, Эзар взялся за дело сам. Извлек из ножен кинжал, по-простецки зажал бутылку коленями.
– Не стану врать, что ради тебя бросил все дела. – Он ловко поддел пробку. Полстакана вина должны поправить дело. – Скорее рад, что в них выдалась передышка, и я смог освободить пару часов. И вот еще что. На этот вечер без чинов. Почтительных церемоний я и во дворце накушался.
Ник улыбнулся, повел наконец левой ладонью, правая так и осталась лежать бесполезной.
– Да я растерялся просто. Мы с вами слишком давно не виделись.
– Верно, немало лет прошло с тех пор, как мы с тобой летали. Пять… нет, шесть?
– Шесть. Вы с тех пор высоко залетели, полковник…
Голос отставного пилота звучал чуть опасливо. "Неужели он всерьез проверяет, не стал ли я спесивым болваном, который оскорбится на отсутствие верноподданнических изъявлений от старого друга? С другой стороны, а что ему делать? Патриотически вызваться стать под мои знамена, чтобы услышать в ответ, что для однорукого работа – только писарем в штабе? Вот он и дичится". Идет война, бывшему офицеру неловко отсиживаться в тылу. Конечно, разумнее притвориться, что зелен виноград, а нейтралитет – твоя осознанная и взвешенная позиция.
– Да. Взлетел. И не собираюсь терять высоту, – усмехнулся Эзар. – Обратной дороги, сам понимаешь, нет. Или мы снимем с этого поганца Юрия голову, или… – он сжал руку в кулак. – Но пить мы с тобой будем сейчас не за это. За встречу!
Вино было терпким, обманчиво легким. Не любимый Эзаром коньяк, но цели напиться всерьез он перед собой и не ставил. Ник тоже отпил небольшой глоток, повертел головой, придвинул поближе корзинку с яблоками. Эзар захрустел яблочком. Идиллия. Почти домашний уют. Полка с книгами, старый потемневший гардероб с резьбой, бархатные занавески…
– Ты крепко здесь застрял, – заметил он, скользя взглядом по окну. Зашторить бы. Осенним днем от него все равно особого света нет. – Форратьеры богаты, твоя служба здесь не сказать, чтобы сложная. Но самому-то не скучно? Когда война закончится, приезжай в столицу.
– А кому я там нужен?
– Отставить самоуничижение. Мне нужен, допустим: был бы доверенный человек, а служба найдется, Негри вон аналитиков не хватает. Тебя здесь что-то держит? Обещание, денежный долг, приятный климат, я не знаю. – Его вдруг осенило. – Или тут не "что", а "кто"? Э, если так, Ник… Может, я со своим интересом не к месту, тогда не чинись и скажи мне об этом прямо. Ты это всегда можешь. А то и попросить помощи, если надо кого-то уговорить. – Он хотел пошутить, что императорам, вообще-то, не отказывают, но мгновенно понял, КАК истолкует эту фразу его бывший любовник, и прикусил язык.
Ник одним глотком допил вино и со стуком поставил стакан на стол, чтобы тут же спешно потянуться к бутылке – добавить. Развезет тебя, приятель, без закуски, подумал Эзар, глядя, как из позвякивающего о край горлышка стекает в бокал красная струя, но добрый совет придержал при себе.
– Я однорукий, – отрезал отставной пилот, быстро приканчивая и второй стакан. Доброе вино оседало в нем не легкостью, а досадой и злостью. – Калека. Почти мутант. Какую несчастную вы собираетесь мне посватать?
– Да никакую, – от такого напора Эзар опешил. – Сдай назад, Ник. У меня на твою персону другие виды. Можно сказать, совсем наоборот.
– Это как? Увы, разводить меня не с кем. – Ник фыркнул, на мгновение внезапно помолодев из мрачного ветерана до мальчишки двадцати с хвостиком лет.
– А ты не спирт, чтобы тебя разводить. – Эзар наконец-то определился, с чем он пришел сюда. Смешно сказать: отгулять в знакомой постели остатки свободы. Хотя уж у кого, как ни у императора, свободы поступать по-своему – хоть ложкой ешь. Он решительно придвинулся, положил ладонь Нику на плечо. – Хотя захмелеть от тебя – запросто.
Плечо под его рукой дернулось, и со злостью, сминающее всякое почтительное обращение, Ник припечатал:
– Что, снизошел? Передумал?
– Да тебя подменили, что ли, раз такое несешь? – возмутился Эзар, разворачивая собеседника вместе со стулом. – Уж ты меня знаешь. Когда, скажи на милость, мне для желания нужно было что-то еще… кроме желания? – Он подумал и прибавил с легкой неуверенностью: – Или ты мне до сих пор Деми не простил?
Деметрой звали ту самую красавицу-гречанку, к которой склонилось переменчивое сердце комполка после того, как молодой пилот его оставил. Но нет, Ник помотал головой. Хорошо. Эзар уперся обеими ладонями в подлокотники, навис над ним, заключая его в клетку своих рук.
– Я, может, потому так и злюсь, что теперь придется сдать и этот бастион, – неожиданно для себя самого поделился он. Видно, хмель берет его быстрее, чем он сам полагал, а осенние яблоки на полноценную закуску не тянут.- Нужно мне жениться. Трон укрепить. Нужно, брат, а у меня от этого «нужно» применительно к койке любой интерес падает до нуля.
Бывший лейтенант выставил перед собой обтянутую черной перчаткой ладонь – то ли прикрываясь, то ли отпугивая протезом вместо живой плоти:
– Ах вот оно что… Проверить хочешь – если даже со мной не упадет, значит, и на жену решимости хватит?
– Уел! – Эзар рассмеялся и, потянув за здоровое запястье, поднял его из кресла, встав вплотную. – Вот таким я тебя помню. Тихий мальчик, а что-то скажешь – как отрежешь. Но все же ты не вздумай сравнивать. С женой я так не стану…
Он обхватил ладонью затылок Ника, притянул его, не сопротивляющегося, к себе и поцеловал.
Ника, умницу, сразу как переключили – он не стал ворчать "телячьи нежности", не переспросил "а ты уверен?", не ощетинился показной гордостью. В руках откликнулся, обнял, пусть одной рукой. Эзар попятился, не выпуская бывшего – да нет, к черту, вернувшегося! – любовника, и пытаясь одновременно на ощупь зацепить шнур шторы. Парень, фыркнув, вывернулся из его объятий и деловито, с привычной ловкостью принялся одной рукой расстегивать пуговицы.
– Отвернись, – потребовал он, вдруг замерев на половине движения.
– Но мне твое ранение не мешает.
– А мне мешает. Давай, задерни шторы, кровать расстели, китель сними, или что ты там хотел сделать? Ну, пожалуйста.
– Глупости. – Эзар улыбнулся, наконец-то наощупь цапнул шнур, и шторы с шорохом сошлись. – Что ты как девица. Не снимай рубашку, если тебя это смущает.
Ник заметно поколебался, потом решительно стащил домашнюю куртку и штаны и неуклюже попытался комом запихнуть их на полку гардероба. Одежда не лезла, он запустил туда руку и принялся торопливо шуровать. Вот уж распустился бывший кадровый военный, мысленно улыбнулся Эзар. которого это зрелище скорее умилило. Он хмыкнул, парень обернулся со смущенной улыбкой на лице. От этой улыбки и от вида полуголого Ника у Эзара в голову шибанул хмель пополам с тестостероном. Эта картинка была из тех времен, когда он сам был на семь лет моложе, всех проблем оставалось – раздолбать проклятых цетов, а один бесцеремонный мальчишка из его офицеров заявился к нему, не много не мало, с признанием, что влюблен.
То, что оставалось между ними сейчас, было меньше влюбленности, но все же больше, чем простой разврат, и Ник, откровенно пахнущий желанием, был уже готов шагнуть к нему, когда раздался стук в дверь. Отставной лейтенант подпрыгнул, словно подросток, которого застали на горячем. Одежда вывалилась на пол, глухо стукнула пряжка ремня, Ник вполголоса ойкнул.
– Я никого не жду, и… – быстрым шепотом начал оправдываться он и осекся.
– Мистер Эбернетти? Мистер Эбернетти, откройте!
Голос женский? Интересно.
– Эбернетти, я знаю, что вы там! Откройте, мне необходимо с вами поговорить.
Ник, который уже нагнулся за штанами (совершенно бесполезное действие, поскольку Эзар все равно не дал бы ему открыть дверь, разве что замок горит), замер на месте, потом осторожно подпихнул одежду ногой.
– Миледи Амалия? Сожалею, я сейчас не в подходящем виде. Я… спал. Если у вас срочное дело, я найду вас через полчаса.
Хорошо, что в комнату форратьерского учителя вела не старинная дубовая дверь, а так – тонкая изукрашенная древесина, отлично пропускающая звук. Иначе Нику пришлось бы приоткрыть створку, чтобы не переспрашивать через слово "А? Чего?". С другой стороны, запоздало сообразил Эзар, это значит, что заниматься любовью им придется в тишине. Если они сегодня вообще доберутся до койки, при таком раскладе.
Голос за дверью только набирал обороты:
– Спали? В этот час? Нильс, я уверена, что вы в комнате не один! Откройте немедленно.
– Миледи…
"Ты что, спишь с ней?" попытался пантомимой изобразить Эзар, ошарашенный тем, что перед ним, похоже, очередная жертва любвеобильной вдовы. Широко развернулась дамочка, ничего не скажешь! Ник, с глазами как два пятака, в ответ развел руками – не понимаю, мол, о чем вы.
– Передайте этой дрянной девчонке Софи, я знаю, что она сейчас у вас! Мало того, что она смеет при всех на вас заглядываться, так ее бесстыдство дошло до постели! Пусть она только выйдет из комнаты, и я дам ей расчет немедля. А вы… вместо того, чтобы подавать пример должного поведения юным воспитанникам, развращаете моих служанок? Я готова задуматься о том, достойны ли вы своего места у меня на службе.
– Нет у меня вашей Софи, честью офицера клянусь. У меня… болит рука, я принял лекарство и лег. Кстати, скажите мальчикам, чтобы не беспокоили меня до вечера.
– Нильс Эбернетти, если вы мне лжете… – донеслось из-за двери угрожающее. – Я узнаю, и вы горько об этом пожалеете. Пусть вам дал рекоменда…
– Леди Амалия! – рассерженно рявкнул Ник, перебив ее на полуслове. – Я поклялся вам честью. Такими словами я не бросаюсь.
– Хорошо, – неохотно согласилась дама. – Подойдите ко мне вечером. Я хотела поговорить с вами насчет завтрашних занятий.
По каменным ступеням процокали, удаляясь, каблуки. Ник привалился к стене, вытирая лоб, и вдруг захихикал.
– Ну надо же. Чуть не спалились.
Да уж. Хороши бы они были, обнаружь их вместе эта поборница нравственности. Эзар был бы особенно хорош, прямо на обложку новостей, даром что даже китель до конца не снял. Его моментально продрало сдерживаемым ранее приливом адреналина. Если он сейчас цапнет Ника, разложит его здесь, не стесняясь…
– Сюда, – коротко приказал он, хлопая по краю постели. Ник послушно плюхнулся рядом и уже протянул руку, чтобы по правилам помочь ему раздеться. Эзар отвел его пальцы – двумя руками он справится быстрее, чем мальчишка одной, и той слегка дрожащей. Он избавился от одежды сам, решительно распорядившись: – А ты лежи.
Зрелище Ника, худого, белокожего, в одной распахнутой рубашке, лежащего навзничь… такое зрелище способно соблазнить и святого, а не только мужчину, последние полгода жертвовавшего личной жизнью в пользу политики. Эзар сглотнул, присел рядом.
– Почему эта мадам пришла проверять твою постель? У тебя с ней что-то было? – это прозвучало слишком требовательно, пришлось смягчить усмешкой.
– Обижаешь. Я помню твою присказку "я сплю лишь с тем, что – мое". У Амалии я только в услужении. – Ник усмехнулся и положил ладонь ему на бедро, сжал пальцы, чуть царапнув. Так откровенно провоцировать парень приучился уже на излете их отношений. У Эзара аж мурашки по коже побежали от удовольствия. – Не ревнуй, иди ко мне.
"Значит ты – мой? Прекрасно".
Он и пошел. До конца раздел Ника, оставив лишь рубашку, повертел, затискал всего. Кожа у того была горячая и взмокшая, и он ежился под прикосновениями. Тут уже долой всякие переживания, оставалось только чистое, привычное телесное удовольствие. Заминка случилась разве что с тем, какую позу выбрать, чтобы не тревожить покалеченную руку, но с этим они быстро разобрались. Ник тяжело задышал, возбудился с первой же минуты и дал ему так, что Эзар уверился: этот тоже не один месяц провел на жесткой сексуальной диете. Хоть и с одной рукой, а спину любовнику он умудрился расцарапать, и рот ему в самый интересный момент тоже пришлось затыкать. А потом все закончилось. Как обычно рано или поздно кончается хорошее.
– Ты сейчас… пойдешь уже, наверное? – выдохнул взмокший, довольный Ник.
– Ага, наверное. – Эзар поцеловал его куда пришлось – между плечом и шеей – сел и принялся одеваться. – Не хочу пропадать слишком надолго, а то меня хватятся. У меня, понимаешь же, дела сейчас, у тебя… тоже, эта твоя бешеная Амалия ждет. Как ты вообще к ней попал?
– Один хороший человек из госпиталя меня порекомендовал. Ты его точно не знаешь, – быстро отозвался Ник из-за спины. Послышался скрип пружин – видимо, тот тоже подбирал свои манатки с пола.
А мелкие Форратьеры что-то говорили про "дядю Доно", который привез им учителя, припомнил Эзар вдруг. Это звучало логично, учитывая, что Эбернетти доверено готовить к экзаменам отцовскую гордость – лорда-наследника. Логичнее, чем "аноним из госпиталя". Ник перебил Амалию на полуслове, когда она об этом заговорила, если уж на то пошло. Ник врет ему? Не ревности же тот опасается, в самом деле…
– Все равно, не место тебе здесь киснуть, – решил Эзар. – Завтра поговорим, я тебе точно обещаю…
Накатило неожиданно и необъяснимо – то чувство настороженности, которое в войну приходило к Эзару в засаде в самый, казалось бы, спокойный момент. Чутье на неизвестную опасность. Потянувшись за правым сапогом, он еще машинально договаривал, как непременно найдет Нику место получше, но сам напрягся, как струна. И, услышав неуместный звук, император Барраяра кинулся на пол, не раздумывая.
Жужжание. Парализатор.